было узнать по изобилию роскошных меховых плащей (в горах куда холодней, чем на побережье, тем более по ночам, а кое-где и летом снег не тает!). Горцы обычно обувались не в сандалии, а в короткие мягкие меховые сапоги, которые не снимали даже в самую жару.
Сейчас они, как и все прочие, нетерпеливо переминались с ноги на ногу и выкликали:
– Пророчество! Пророчество!
Аитон резко вскинул руки, а потом очень медленно опустил их ладонями вниз. Повинуясь этому жесту, люди постепенно замолкали, и к тому мгновению, как руки Аитона повисли вдоль тела, на площади воцарилась такая тишина, что Тимандра отчетливо слышала, как тихонько позванивают под легким ветерком золотые пластины, нашитые на ее одежду.
– Говори! – приказал Аитон. – Скажи людям все, что открылось тебе священной ночью во время тайной встречи богов!
Жрец положил ей руку на плечо – как бы для того, чтобы подбодрить, – однако Тимандра ощутила, с какой силой вонзились его позолоченные ноги в ее тело. Боль заставила ее согнуться, а потом и опуститься на колени. Слезы нахлынули на глаза, и девушка не выговорила, а прорыдала пророчество, и люди, слушая ее дрожащий голос, содрогались и сами.
– Боги гневаются на критян, – начала Тимандра, в голове которой мигом ожили все слова, произнесенные ночью Аитоном. – Они открыли мне: то время, когда критяне позволяли женщине торжествовать над своими богами, должно уйти! Безвозвратно кануть в прошлое! Великая Богиня должна уступить свое место мужчинам, однако не тем бледным идолам, которых навязывают нам афиняне. Слишком долго Богиня отдавалась велеречивому и вечно хмельному Дионису. Ее истинный супруг никто иной, как Минотавр, и пред ним она готова склониться, ему готова покориться!
Площадь издала столь дружный и единый вздох, что можно было подумать, будто у всех собравшихся единая грудь. А Тимандра продолжала:
– Если бы Минотавр убил Тезея в Лабиринте, на Крите воцарилась бы власть, угодная нашим древним богам. Однако Ариадна, богиня-на-земле, предала брата, царство и всех критян ради чужака. Пора низвергнуть ту, кого она воплощала, и возвеличить истинное божество – земного быка, столь же могучего, как бык-Посейдон, колебатель морей! Приди же, Минотавр, владей нами, мы принадлежим тебе! – воскликнула Тимандра, почувствовав, что рука Эвклиона еще ниже пригибает ее к земле, так что ей приходилось сильней напрягать голос, чтобы все собравшиеся могли расслышать пророчество.
Коленопреклоненная, поверженная девушка, воплощавшая Великую Богиню, – это зрелище, очевидно, производило сильное впечатление, потому что собравшиеся послушно, хоть и нестройно заголосили:
– Приди же, Минотавр! – но тут же воцарилась тишина, а потом раздалось несколько потрясенных восклицаний.
Дети испуганно заплакали.
Чуть повернув голову, Тимандра увидела никого иного, как Сардора с его бледным нарумяненным лицом и старательно завитыми иссиня-черными волосами. Однако сейчас на нем была не фуста, а такое же одеяние, как у
