Она была не так миловидна, как мисс Пиллбоди, но представляла собой куда более подходящую пару, по крайней мере, в социальном смысле. Но его работа здесь закончится не раньше, чем через несколько месяцев, и на протяжении этого времени ему нужно немного отвлечься. Бут знал, что при необходимости может пускать в ход мягкое очарование: как раз это и помогло ему сделаться офицером разведки в Тяжёлом подразделении. Это, а ещё его отец, который был одним из авторов правительственной Военной книги, которая в 1910 году в деталях расписала ответные действия страны в любом конфликте, от развёртывания сил до почтовой цензуры.
Он поставил вторую подпись в приказе, лежавшем на столе, отправив одного из людей – который трижды пытался покинуть лагерь без разрешения – в «безопасное и надёжное место», где его должны были содержать отрезанным от внешнего мира, пока секрет Элведена не перестанет быть таковым.
Часы пробили семь, и Бут понял, что проголодался. Он сложил бумаги, запер в сейфе и приготовился покинуть свой кабинет. Раздался стук в дверь, и один из капралов-связных вручил ему телеграмму. Он думал, она будет о Россе, но оказалось, что отправителем был комитет снабжения из Военного министерства.
– Полковник Суинтон видел эту новость? – спросил Бут капрала.
– Нет, сэр. Вы велели сначала показывать все сообщения от этого отправителя вам.
– Да. Молодец. – У Бута урчало в животе, но с ужином придётся повременить. Как и с размышлениями по поводу Росса и мисс Пиллбоди. Теперь лишь одно имело значение.
«Какую чёртову игру затеял Уинстон Черчилль?»
Десять
Черчилль провёл Ватсона в длинную гостиную, в которой даже по меркам Короля-Солнце имелся некоторый переизбыток позолоченных приспособлений и принадлежностей: ветвистую люстру словно выкрали из какого-нибудь шато, её пропорции были слишком велики для такого помещения; кушетка блистала золотой вышивкой и кистями; столик с мраморной столешницей опирался на замысловатые кованые ножки. «Уродство», – подумал Ватсон.
– О, это место мне не принадлежит, – со смехом проговорил Черчилль, заметив, как Ватсон разглядывает красные шторы, украшенные фестонами. – Тут как в проклятом борделе. Хозяин здесь Гарри Клиффорд; он позволяет мне вести здесь дела, которыми нельзя заниматься на публике.
Потом Черчилль увидел, что Ватсон с восхищением смотрит на большую картину, изображавшую парусник в бурном море, умудрившийся каким-то образом дать бортовой залп.
– Корабль называется «Бич порока», – сказал Черчилль. – Принадлежал графу Камберленду. Художник прибегнул к некоторой доле условности: полагаю, при таком волнении на море можно попасть только пальцем в небо. Но «Бич» был самым большим кораблём, который построили в Англии в тот период. Тридцать восемь пушек. Он вселял ужас во врага. Клиффорд, граф, был капером, разумеется, но он задал испанцам жару на Карибах[40].
Джордж Клиффорд, третий граф Камберленд (1558–1605), использовал «Бич порока» (Scourge of Malice) в качестве флагманского корабля во время рейдов в Испанском Мэйне в 1959–1598 гг.
