был арестован в Петербурге за нападение на русского офицера во время студенческих волнений. Двадцатилетнего парня приговорили к Сибири и каторжным работам. После этого пан Годзинский решительно объявил дочери, что через неделю она выходит замуж за графа Гжельчека, давнего друга семьи.
Зося не возразила отцу ни словом. Но тем же вечером она пришла на квартиру Петра Иверзнева – одна, без горничной, тайком скрывшись из дому.
… – И вот она стоит передо мной, белая как стена, глаза угольями горят… И говорит – спокойно, будто на светском рауте: «Решайте мою судьбу, Пётр Николаевич, я всё сделаю по вашему слову!» – рассказывал Пётр, от волнения дёргая и обрывая уже четвёртую кисточку на бархатной скатерти.
Близился рассветный час, но за окном, в осеннем саду, было ещё темным-темно. Из-под плохо прикрытой ставни тянуло сквозняком. Пламя свечей дрожало и билось, бросая отсветы на лица сидящих за столом мужчин. Вера и Зося ушли, чтобы хоть немного поспать перед венчанием, назначенным на раннее утро. Братья Иверзневы и Никита решили, что ложиться на два часа нет никакого смысла, и уселись за столом с бутылкой мадеры.
– И понимаешь ты, брат, мне так стыдно стало! Барышня ничего в жизни ещё не видела, у маменьки с папенькой под мышкой жила – а не боится ничего! Ведь понимала чудесно, на что шла, когда ко мне из дому убежала! Ведь скажи я ей, что – никак-с, панна Зося, я вас обожаю, но у меня, видите ли, карьера, репутация в полку, что скажет наместник… Что бы ей тогда делать было?! Идти за этого Гжельчека?! Видал я его раз у папаши на приёме! Стручок сушёный! Мазурку танцует, подсигивает, как кузнечик, из сюртука пыль летит… И ведь не побоялась ко мне прийти на ночь глядя! А если бы увидел кто? Панна Годзиньска по вечерам бегает в казармы Варшавского полка! Конец репутации, конец всему… И я по лицу Зосиному вижу, что отпусти я её – она не домой пойдёт, а на мост! И в Вислу кинется! Видал я этот польский норов, ни в чём удержу не знают… И, главное, сам-то хорош – мужчина, боевой офицер, войну прошёл! И что потерять страшился?! Расстреляют меня, что ли? Да чёрт с ней, с карьерой! Подам в отставку, уеду в Хмелевку грядки копать! Три года неизвестно чего боялся… Стою перед Зосей красный, как бурак, слава богу, хоть свечи не горели… Тьфу, вспомнить совестно… – Пётр сокрушённо махнул рукой, отвернулся. Сидящий рядом Александр с улыбкой похлопал его по спине.
– Брось, брат. Не ты один таков. На войне мы все храбрецы с саблями наголо, а как до женщины доходит – труса празднуем…
– Сашка, я до сих пор Бога благодарю, что Зося тогда не заметила ничего, – серьёзно сказал Пётр. – Ты её не знаешь! Гонористая, как все они! Если бы хоть каплю сомнения моего учуяла – только б я её и видел! И не догнал бы, и из Вислы бы вытащить не успел! Но, видать, сильно взволнована была… А может быть, слишком во мне уверена. Ну, правда, и я быстро в себя пришёл. Видать, ангел-хранитель мой в ту ночь плохо спал, по первой тревоге поднялся!
Опомнившийся
