в гости, я её приглашаю, у нас пир горой! Затем мама показывает мне большую красивую фотографию маленького Гены, спокойно сидящего в окружении двух своих бабушек, и я прошу её рассказать про мальчишку. Он послушный? Мама улыбается и рассказывает: не очень. Потом, подумав, добавляет: но терпимо… Гена хвастает мне: мой папа капитан! А я ему и говорю: я твоего папы – мама! «Уж не знаю, понял он или нет», – задумчиво-задумчиво проговаривает моя мамочка. А я думаю так: какая разница, понял или нет. А между тем, только это и важно! Но где же мне в мои 17 лет понимать всё так, как мама!
Мама говорит: Северный вокзал; я не переспрашиваю, а думаю: да! конечно, мама так говорит про Ярославский вокзал. Покупаю билет на поезд до Вельска: мама едет в гости на свою родину. Вечерком после моих занятий мы едем на Красную площадь, просто погулять. Когда мы проходим рядом с важной Никольской башней, осенённой рубиновой звездой, мама неожиданно говорит задумчиво и нежно:
– Бывало, постучишь вот в это окошечко, и Сано выглянет…
Вот это да! Я никак, ну никак почему-то не могу себе этого представить. Окно неплотно завешено изнутри простыми белыми занавесочками, точно такими же, как у нас дома на кухне. Горит яркий свет: голая лампочка, очень яркая; наверное, 250 ватт. Мамин брат дядя Саша служил в армии в Москве, в Кремлёвских войсках, как раз в то время, когда мама училась в пединституте им. В.И. Ленина. Бабушка Анастасия Петровна приезжала в Москву проведать своих милых детей: есть фотография, мне она так нравится! Какие хорошие лица!
Вот мы выходим из Александровского сада, проходим мимо Боровицких ворот и подходим к необычному арочному наземному павильону станции метро “Кропоткинская”. В самом начале улицы Рылеева в кондитерской покупаем бесподобные конфеты-помадки, которых я никогда не вижу в наших булочных-кондитерских. Я решаю приехать сюда потом ещё раз, купить что-нибудь к чаепитию, которое я хочу устроить на свой день рождения – очень скоро! Глядя вдаль узкой извилистой улицы Рылеева, мама мечтательно говорит мне:
– Здесь я жила у дяди Васи. Гагаринский переулок…
Я смутно помню, мы были у них в гостях, пили чай, мне было пять или шесть лет. Я была какая глупая, мама не купила мне в ГУМе шариковую ручку за 70 копеек, и я плакала об этом на всю Красную площадь. Мама почему-то не могла меня успокоить, я очень горько плакала. Женя когда рассказывает, как мы шли по Красной площади и как я плакала, то тон у него очень неодобрительный… Но я же маленькая была!
– Дворец Советов, – говорит мама, вспоминая. – Здесь была такая станция метро.
– Но теперь это «Кропоткинская», – полагаю я.
– Князь Кропоткин? (Мама называет его имя-отчество.) Лишь бы Сталину назло, всё переименовывают, – тихонько ворчит моя мамочка, явно не желая давать мне ни малейших разъяснений на эту тему.
Я так думаю, маме не нравилось, как быстро летит время: вот уже 27 лет прошло с тех пор, как она училась в Москве, а следы той Москвы
