показывали двадцать минут девятого.
Немедленно выбросить из головы вчерашнего клиента и вперед. Вставайте, граф, вас ждут великие дела. Кажется, как-то так. Сегодня ей предстояло создать бессмертное музыкальное произведение, навеки вписать свое имя в список величайших композиторов всех времен и народов и ухватить свой кусочек от сладкого пирога славы. Впрочем, с такими намерениями она вставала с кровати каждый день.
Рабочую квартиру у парка Победы они с Людой снимали на двоих (меж собой они называли ее «Страной грез»). Чередовались каждую неделю: первая смена – с одиннадцати утра до шести вечера, вторая – с шести вечера и до «ну его на фиг».
Голая, она поднялась с кровати и, осторожно обходя разбросанные по квартире наручники, плетки, затычки и прочую ерунду, прошла в ванную.
Отражение в зеркале напоминало лицо клоуна: всклокоченные рыжие волосы, размазанная губная помада и черные потеки туши на щеках. Несмотря на ранний час, клоун выглядел уставшим и злым.
Анжела повернулась спиной. От плеча к бедру шли четыре красных вздувшихся рубца от плети, а на боку синели четыре укуса.
На холодильнике в кухне тихо мурлыкал приемник.
– Радио «Орфей» приветствует своих слушателей. С вами в студии Елена Шмелева. Далее наш эфир украсит бессмертное творение Моцарта – концерт для двух скрипок с оркестром…
Заиграла музыка. От нее сразу стало веселей. «Амадеус – это наше все», – сказал как-то Грицаев, преподававший сольфеджио на старших курсах. И она не могла с ним не согласиться.
Анжела набрала в электрический чайник воды, открыла форточку и закурила.
Зазвонил телефон. Как и вчера вечером, он лежал на столешнице рядом с сахарницей.
– Алло! – она затаила дыхание, ожидая услышать гнусавое и глухое: «Теперь он твой».
– Анжела, привет.
Впервые в жизни она была рада услышать Терентьева.
– Здравия желаю, товарищ начальник.
– Трудишься?
– Так точно, товарищ начальник. В поте лица и других частей тела.
– А Люда?
– Прибудет через десять минут.
– Я в десять зайду. Хорошо?
– Так точно, товарищ начальник. Будем ждать. Конец связи, – Анжела сбросила вызов.
Терентьев был их крышей. А может, и не он сам, а другие люди – этого Анжела не знала. Да и какое это имело значение? Значение имели только сумма и гарантии. Сумма ее устраивала, проверить гарантии случай еще не подвернулся.
Повернулся ключ в замке, и трижды стукнули каблуки по ламинату.
– Эй, привет стахановцам. В две смены пашешь? Как некстати. Это было ее любимая часть, когда скрипки сначала перекликаются и подхватывают друг друга, а потом играют вместе. Но если не ответить Людке, она повторит вопрос так, что на крик сбегутся соседи. Анжела нехотя вышла в коридор.
– Ага. И тебе с утра решила помочь.
На Людке были новые ярко-красные ботфорты
