я это, я! Вот гляди, след от ожога!
Я уставилась на обнаженную руку Глаши, действительно…
– Можно пощупаю?
– Еще плюнь и потри, – хмыкнула она.
– Хватит базлать, приехали, – сообщил Свин.
Когда мы вышли из машины, певицу утащила толпа народа. У меня выхватили ящик с гримом, сумку, портпледы и велели сидеть тихо на табуретке. Я послушно устроилась на жестком сиденье и привалилась спиной к дереву.
Снимать клип собирались на природе, режиссер выбрал симпатичную лужайку, покрытую зеленой травкой. Палило солнце, было очень жарко, где-то высоко в небе щебетали птички, изредка моего лица касался легкий ветерок.
Съемочная группа толпилась вокруг всяких приборов.
– Ну, звезда моя, ты готова? – заорал режиссер. – Эй, кто-нибудь, поторопите ее, натура уходит! Мне вон та тень не нравится! Сколько можно одеваться! У нее что, три задницы?
– Нечего орать, – ответила Глафира, выходя из расположенного рядом микроавтобуса.
Я бросила взгляд на певицу и чуть не свалилась с колченогой табуретки. Стройная Глаша напялила шубу из соболя, длинную, до щиколоток. Застегивалось одеяние лишь до пояса. Когда Глафира сделала шаг, полы разошлись в разные стороны и стала видна коротенькая ярко-красная юбчоночка и сапоги-ботфорты. На иссиня-черных волосах моей хозяйки сидела шапка-ушанка, верхний отворот которой украшала россыпь стразов.
– Где снег? – завопил режиссер.
Я почувствовала себя участницей пьесы абсурда. Какой снег? Они что тут, все с ума посходили? Одна стоит в шубе и ушанке, второй желает видеть белые хлопья, валящие с неба. На улице жаркий июнь! Сейчас Свин вызовет психиатрическую перевозку.
– Да, – капризно топнула ножкой Глафира, потом повернулась к режиссеру. – Меня торопили, а сами! Непорядок, Гена! Я звезда!
– Снег, живо! – замахал руками Гена.
Я вцепилась в табуретку.
– Только не нервничайте, – пробасил один из парней, стоявших возле какой-то непонятной штуки.
Затем он нажал кнопку, взял шланг… Мигом из него полилась обильная пена. Через пару секунд лужайка стала похожа на опушку зимнего леса.
– Что они делают? – спросила я у шофера Мити, который меланхолично курил на редкость вонючую сигарету.
– Клип снимают, – пожал тот плечами, – на песню «Зима души». Снег им нужен, вот и наваливают.
– Но почему же зиму снимают летом?
Митька пожал плечами:
– Хрен их разберет. А в декабре Глашка в купальнике по набережной бегала, тогда про август пела.
– Интере-есно, – протянула я.
– Всем заткнуться! – рявкнул Гена. – Мотор, пошла, пошла!
Глафира выскочила в центр лужайки, раскинула руки, завертелась, словно юла, и противным, слабым дискантом завела:
– В моей душе зима, зима, там нет тебя, тебя…
Я изумилась до глубины души. Секундочку, а где же звук? Сколько раз я слышала Глафиру, и все время у нее был не слишком большой, но вполне приятный голос. И потом, она сейчас фальшивит.
