мама, поднимаясь из-за стола и подходя ко мне. – Не стой напротив розетки во время грозы. – Мама подтолкнула меня к столу, а сама заняла мою позицию у плиты. Я послушно опустилась за стол.
– На мое резюме, которое размещено в интернете, есть парочка, но это все не то. Какие-то мелкие конторы. А на запросы только вот эти, но и здесь, как оказалось, все не так просто.
– Может, стоит съездить и в конторы? – сказал папа. – Вдруг там что-то стоящее? Не питай иллюзий…
– Чего во мне точно нет, папа, так это иллюзий.
– Подожди немного, – мягко произнесла мама, наливая кипяток в заварной чайник. – Может быть, нужно было отдохнуть немного после выпуска…
– А осенью вообще не устроишься, – вставил Боря.
– Послушай, я могу договориться на кафедре, – сказал папа, и глаза его при этом загорелись такой радостью, будто его посетила необычайно мудрая и при этом элементарная идея. – Поработаешь пока у нас.
Я исподлобья взглянула на отца.
– Вам на кафедре нужны юристы? Не говори ерунды.
– Это вовсе не ерунда, – развел руками отец. – Пока не подыщешь что-нибудь стоящее. Маленькие, а все-таки деньги.
Мама открыла буфет и достала оттуда широкие белые чашки. Расставив их перед нами, она поставила на стол чайник с дымящимся носиком и корзинку с кексами. Несколько мгновений все молчали, наблюдая, как мама разливает чай по чашкам.
– Мы можем еще обратиться к дедушке… – вдруг прервал молчание отец.
Рассматривая маленькие черные чаинки, вальсирующие в моей чашке, я прервала его:
– Еще чуть-чуть. Если ничего не выйдет, пойду работать в контору младшим помощником помощника.
Зайдя к себе в комнату, я плотно прикрыла за собой дверь. Окинув взглядом комнату с незастеленной кроватью и закинутыми на высокую спинку стоявшего у стены стула несколькими летними платьями, я подошла к пуфу напротив стола, опустилась на него, повернулась лицом к окну, буря за которым постепенно успокаивалась, и стала смотреть на акварельные разводы дождя, потоками стекавшие по стеклу.
Мама часто ругала нас с братом за бардак в наших комнатах, но никогда это не было сделано со всей серьезностью – всегда игриво-иронично, полушутя. В нашей семье вообще никто никого никогда не ругал. Все всегда делалось в согласии, сообща. Я считала эту удивительно талантливо выстроенную родителями политику в отношении друг друга и своих детей самой правильной из всех существующих. Не нужно было ни кнута, ни пряника, – нужно только, чтобы дети не боялись своих родителей. Мы с Борей никогда не испытывали страха перед отцом или тем более перед мамой: мы боялись одного – расстроить их чем-либо. Мы боялись не их гнева, а их печали.
Нас с Борисом никогда нельзя было назвать послушными, безропотными детьми. Мы были строптивы, часто упрямы, временами вспыльчивы. По мере взросления в Борисе обнаруживались сдержанность и немногословность,
