от самого Кромбаха, от гладкой кожи, обтягивавшей его череп и будто только что смазанной, а может, и от бутылок в шкафу…
– Ну ладно. Почему вы здесь, господин Бендлер?
Я слишком далеко высунулся из окна, мелькнуло у Эда в голове. Лишь сделав над собой усилие, он выговорил свою фразу, по недосмотру в первоначальном, неподходящем варианте:
– Я ищу работу, но с жильем.
Кромбах набрал в грудь воздуху, повернулся в конторском кресле боком к Эду, взглянул на посеревшие сердца.
– Ничего страшного. На этом стуле еще никому не приходилось извиняться за это, напротив, это как бы условие. Моя команда, поверьте, люди очень разные, и в эту контору их привели очень разные дороги, однако покуда еще никого здесь не встречали в штыки только потому, что его вышвырнул материк. Разные дороги, но в конечном счете всюду одно и то же. Все знают и понимают, что однажды ставится точка. Остров принял нас. Мы нашли здесь свое место, и в случае чего сезы выручают один другого. Хотя в нашей команде, – он широким жестом обвел письменный стол, едва не задев рукой о стены, – речь идет о куда большем, и в этом мы все согласны…
Директор опять повернулся к Эду лицом и сунул палец в наборный диск телефона. При этом он смотрел на Эда, словно тот теперь должен еще и назвать свой номер.
Без сомнения, пришло время внести свою лепту. Как-нибудь намекнуть, что он выполнит (во многом негласное) условие, обронить фразу-другую насчет своей прошлой жизни, рассказать собственную историю, которая, кстати, не имела касательства к злобе и вышвыриванию, скорее уж к трамваю.
Палец директора шевелил диск, нетерпеливо – легкий постукивающий шумок.
– Стало быть, здоровы?
– Да, да, здоров, насколько мне известно… – Вопрос смутил Эда.
– Здоровы, но медицинской справки нет?
– Медицинской справки? – Эд никогда не слыхал о необходимости подобного документа.
– Здоровы, но ни справки о проживании, ни регистрации не имеете?
– Нет, я хотел…
– Здоровы и свободны от прошлого, как все мы здесь?
Кромбах тихонько рассмеялся и бросил беглый взгляд на посеревшие сердца; с ними он, похоже, особенно дружил. Внезапная откровенность покоробила Эда.
– Я имею в виду, никаких особо серьезных заболеваний в прошлом, так?
– Никаких. Как-то раз сломал руку, левое запястье, сложный перелом, упал, карабкаясь вверх по шесту, мне было девять, на каникулах предстояли соревнования, но утром…
Кромбах смотрел на него спокойно и с недоумением, и Эд умолк.
– Никто не знает, что ты здесь?
– Никто, – ответил Эд, посчитав переход на «ты» своего рода авансом.
– Ты никого не предупредил, так?
– Так.
– И приехал один?
– Да.
– Как
