от падения люстры несколько мгновений еще звучало в содрогнувшихся стенах театра.
Вслед за этой катастрофой наступила мертвая тишина.
Затем ледяной голос вспорол всеобщее молчание:
– Кто это сделал?
Тишина зловеще сгустилась.
Другой голос произнес:
– Кто-то хочет, чтобы истина не могла воссиять!
Еще кто-то сказал:
– Это заговор!
– Надувательство!
– Чьи-то происки!
И тут они повскакали на ноги и принялись вопить, одни обличали, другие бранились, третьи угрожали, ибо каждый из этих полоумных был убежден, что остальные хотят помешать окончательному провозглашению его всемогущества. Пять минут спустя дело дошло до рукоприкладства, а еще через пять минут они все были облиты водой, ибо мы с Сюзон уже начали приобретать известную сноровку в обращении с ведрами.
Мы силою рассадили их по местам, и г-н де Лангенхаэрт, покачав головою, словно оправляясь от дурного сна, был вынужден употребить все свое самообладание, чтобы назначить им встречу на следующей неделе, обещая пролить свет на это дело. Они ушли в ярости. Наш философ меланхолически извлек из кармана два кошелька в уплату за люстру, и мы с Сюзон пришли к выводу, что этот человек бесспорно заслуживал много лучшего, нежели то, что с ним происходило.
Третье занятие началось в совершенно ледяной обстановке. Они входили по одному, молча и словно нехотя, злобно поглядывая друг на друга и не здороваясь. У меня возникло подозрение, что некоторые прятали под плащом оружие; Сюзон вполголоса призналась мне, что, пожалуй, предпочла бы содержать притон для контрабандистов, нежели устраивать у себя собрания философов.
Г-н де Лангенхаэрт, казалось, хранил полное спокойствие.
– Дорогие друзья, разногласия, возникшие между нами в ходе предыдущих занятий, были, в сущности, весьма понятны и предсказуемы. Все мы стали жертвами недоразумения, а именно той путаницы, которую наша речь вносит в наши идеи. Ибо это именно язык вводит нас в заблуждение. Следует признать, господа, что язык наш отнюдь не философичен.
В самом деле, говоря: «Каждый из нас есть мир и источник всего сущего», я вношу раскол между нами и противоречу сам себе. Но если я говорю: «Я один есмь весь мир и источник всего сущего», я не только остаюсь в согласии с самим собою, но и любой, кто повторит мою фразу, сможет признать ее справедливою относительно самого себя. Ибо каждый из нас в глубине души полагает именно так: «Я один есмь весь мир и источник всего сущего», не так ли?
Собравшиеся согласились.
– Таким образом, все дело в языке. Грамматика и обычай принуждают меня различать шесть лиц: я, ты, он, мы, вы, они, тогда как в действительности их только два – я и мои идеи. Отвергнем бесполезное, зачеркнем лишнее и сведем спряжение к его истинным границам.
Пусть
