ближайшего дерева громко каркнула ворона и тут же снялась в полет, держа курс на запад, в сторону давно перевалившего за полдень солнца. За ней, тоже с карканьем, последовала вторая и третья. Я проводил летучих пираток глазами и насторожился. «Следите за птицами, – учил нас, помнится, старший лейтенант Холод. – Они опасность первыми видят и чуют. И соответственно реагируют».
Прислушался. Тихо, как было и прежде. Даже вороны, скрывшись из глаз, умолкли где-то вдали. Видать, сказали одна другой, что хотели. Еще бы знать, что именно… Только ветерок шелестит в начавшей желтеть листве да поскрипывает где-то едва слышно под тем же ветерком то ли открытая дверь, то ли оконная рама. Ну, или флюгер. Хотя откуда здесь флюгер? Город-то новый, построенный в чистом поле по воле партии и советского правительства с целью дальнейшего проникновения в тайны природы и во имя торжества советской науки. Эк меня тащит. Ведь и не рос, кажется, при советской власти, а все нужные слова откуда-то сами выскакивают. Генетическая память, не иначе.
Вот они!
Я стоял спиной к машине, до которой было десятка полтора шагов, и смотрел прямо перед собой – в конец пустой улицы, пересекающей сквер по левую руку от меня. По ней были проложены трамвайные пути, на которых позади меня и моей машины застыл древний трамвай из двух вагонов красного цвета с разбитыми оконными стеклами. Газетный киоск находился по правую руку и чуть впереди.
Они появились из-за семиэтажного углового кирпичного здания, выходящего одной стороной на сквер, а другой на улицу с трамвайными путями. Легко и бесшумно, словно стая призраков.
Только были это не призраки, а самые что ни на есть реальные собаки. С дюжину особей. До них было метров семьдесят-восемьдесят, и расстояние быстро уменьшалось, так как стая, не раздумывая ни полмгновенья, направилась в мою сторону. Прямо по трамвайным путям.
Сам я не собачник, но собак не боюсь, никаких. Мне всегда удавалось находить с ними общий язык. За тем редким исключением, когда на меня натравливали их специально (бывало и такое). Но здесь был явно особый случай. Если верить газете и собственным глазам, люди в городе Эйнштейне, вероятнее всего, и во всем этом мире вымерли около трех десятилетий назад. Возможно, немногим меньше. Это, в свою очередь, означало, что стая собак, неторопливой трусцой приближающаяся сейчас ко мне, была не просто одичавшей – дикой изначально. С дикими же зверями мне серьезного дела иметь не приходилось, и я совершенно не знал, как себя с ними вести. Поэтому, не спуская глаз со стаи, я вытащил из-за пояса пистолет и, держа его дулом вверх у левого плеча (хотя я практически одинаково владею двумя руками, но предпочтение отдаю левой), пятясь, отступил к машине. Расстояние между нами сократилось метров до пятидесяти, и теперь стало хорошо заметно, что собак и впрямь около дюжины. Все крупные – размером с восточноевропейскую овчарку и больше. Впереди неторопливо плыл вожак. Он был выше в холке и массивнее остальных. Его лобастая башка
