что он делал сейчас, ночью, он бы не позволил себе днем. Да, Рита – воровка и дрянь, но ведь ее хотя изнасиловать и убить. А это несправедливо... Он должен был остановить злодеев. Любой ценой...
Он нагнал их на лестничной площадке, тихо подкрался к ним. И когда они вошли в дверь квартиры, ворвался туда у них на плечах.
– Данила, я не понял! – рыкнул на него Рома. – Ты что, не въезжающий? Тебе же сказали остаться!
– Холодно там, а здесь тепло.
Он оттолкнул стоявшего в дверях комнаты Диму, зашел в гостиную, где на полу, со связанными руками, ногами и кляпом во рту лежала на животе женщина в шелковом халате. Здесь же, привязанная к стулу, сидела и Рита. Ее рот был заклеен скотчем.
– Ну и зачем ты это сделал? – зловеще суровым тоном спросил Дима. – В хату вломился, людей толкаешь... Нехорошо, парень, нехорошо...
– А женщину зачем связал? – спросил Данила, чувствуя, что сам, по своей воле попал в западню. – Она здесь при чем?
– Чтобы не мешала, брат, – смягчился Дима.
Но его податливость была обманчивой. Данила понимал, что бригадир не хочет вступать с ним в открытое противоборство. Он собирался задобрить его, чтобы затем ударить исподтишка. И у волков есть такая тактика, и у людей.
– А этой рот зачем заклеил? – глянув на Риту, спросил он.
– Чтобы не кричала...
Девушка смотрела на него глазами прижатого к обрыву оленя. Она понимала, что выхода у нее нет. Но умирать так не хотелось...
– Это же Москва, брат, – увещевающим тоном сказал Дима. – Здесь ночью шуметь нельзя. Если соседи пожалуются, менты приедут...
Движением руки он успокаивал и сдерживал рвущегося в бой Рому. Да и Витек, казалось, не прочь был спросить с Данилы за его наглость. Ведь не разрешали ему идти сюда, а он пришел.
– А мы тихонько, ладно...
Данила встал возле Риты так, чтобы не подставить под удар спину. Сорвал с ее рта полоску скотча.
– Где колье?
– Продала...
Девушка набрала в легкие воздух, чтобы закричать, но Данила ловко вернул скотч на место. Ей оставалось только глухо мычать.
– Ну вот, видишь, брат, я же говорил, что эта сучка загонит твою цацку, – осклабился Дима.
– А деньги?
– Поверь, она загнала ее за копейки. А где они эти копейки, мы сейчас выясним. Ты иди на кухню, а мы с ней потолкуем...
Но Данила шагнул в обратную от двери сторону. Встал в угол между окном и гарнитурной стенкой. Пусть Дима не заговаривает ему зубы, не повернется он к нему спиной. И Риту не оставит. Прежде всего, она человек, а потом уже воровка. Да и ее родственнице также угрожает опасность. Ведь ее тоже могли убить – и за компанию, и как свидетеля...
Воспаленное воображение на миг выдало сумбурную картинку. Рита с простреленной головой, у ее ног – также убитая тетушка, а в кресле сидит сам Данила. Голова склонена на плечо, в виске пулевое отверстие, в опущенной руке, скобой зацепившись за палец, висит пистолет. Вот негодяй, убил женщин и, раскаявшись, наложил на себя руки... Это
