утешить друг друга, но подобное событие может также вскрыть давно тлеющие конфликты и окончательно разбить семью. Пия решила не настаивать в данный момент на разговоре с Гретой. Чуть заметным кивком головы она дала знак шефу, чтобы он продолжал.
– Вы не замечали в последние недели каких-либо изменений в поведении вашей жены? – спросил Боденштайн. – Может быть, она что-то заметила или почувствовала какую-то угрозу?
– Нет. – Профессор рассеянно покачал головой. Он сидел прямо, сложив словно для молитвы свои красивые руки. Его щеки покрывала легкая щетина, взгляд темных глаз был тусклым, а лицо – непроницаемым.
– Не приходил ли в дом какой-нибудь мастер, которого ваша жена не знала, или кто-то, кто хотел снять показания водяного или электросчетчика? – осторожно продолжал задавать вопросы Боденштайн. – Не произошло ли чего-то особенного, необычного?
Профессор, немного подумав, ответил на вопросы отрицательно.
– Ничего такого, что было бы мне известно.
– Вам ничего не говорит имя Ингеборг Роледер? – спросила Пия. – Из Нидерхёхстштадта?
Профессор, задумавшись, наморщил лоб.
– Нет, – сказал он вскоре. – Нет, извините. Я никогда не слышал этого имени.
– Фрау Альбрехт, ваша мать призналась бы вам, если бы что-то произошло? – обратился Боденштайн к дочери. – Какие у вас были отношения с матерью?
– Хорошие. И очень сердечные, – ответила Каролина Альбрехт. – Я всегда очень много работала, но каждый день созванивалась с мамой. Иногда мы говорили недолго, а порою разговор мог длиться час и даже больше. Она… она… была в моей жизни человеком, который действовал на меня успокаивающе. – Ее голос дрожал, но она четко держала свои чувства под контролем. – Я… я совершенно уверена, она бы мне сказала, если бы ее что-то занимало или тревожило.
Пия представляла себе, чего стоило женщине сохранять спокойствие. Помимо печали, связанной со смертью матери, она была озабочена также душевным состоянием дочери. В какой-то миг силы могут иссякнуть, и откроются шлюзы отчаяния. Пия надеялась на фрау Альбрехт, на самое себя и на то, что этого не случится именно сейчас, так как эмоциональный всплеск значительно затруднил бы дальнейшее общение. Женщина устыдилась бы своего поведения, и это не облегчило бы следующей беседы.
Боденштайн, Пия и Нефф, который и в самом деле не проронил ни слова, встали. Каролина Альбрехт поднялась вслед за ними.
– У моей мамы была душа человека, который никогда никого не обидел. Ни у кого не было никаких оснований ее убивать! – Она издала невнятный звук. Это был то ли смех, то ли всхлипывание. И ее отец вслед за этим потерял свое железное самообладание и зарыдал. – Есть много людей, которые в значительно большей степени заслуживают смерти, чем моя мать.
* * *
На обратном пути за рулем сидела Пия. Она не хотела еще раз проезжать мимо зоопарка и поэтому свернула на трассу в направлении Боммерсхайма.
