наблюдением, по-прежнему осужденная за убийство, и будет продолжать страдать за все, что сделала, и ее надменность, эгоизм и самоуверенность превратятся в труху. Но она будет жить. Не нам убивать ее, точно так же, как не ей было убивать тебя. Я десять лет шла к этому, но теперь я уверена. Ты меня ведь понимаешь, дорогая, правда? Я знаю, что понимаешь. Она заслуживает этого. Это куда более тяжелое наказание за то, что она отняла тебя у меня, чем умереть у меня на глазах.
Я должна сейчас идти. Может, мне не следовало писать тебе, но выдалось несколько минут, и я больше ни с кем не хочу их делить.
Всегда твоя,
Мама
Пять месяцев до дня «Х»
Глава 4
Думаю, что больше всего мне не хватает вот чего: видеть, как в тихий вечерний час солнце сидит, крепко вцепившись когтями в облака. Видеть эту длинную полосу, пронзающую тучи, этот направленный вниз луч, подобный указующему персту строгого учителя, вещающего о существовании высшей цели бытия. Не хочу сказать, что обрела здесь религию из-за того, что не могу больше видеть заката. Господи, это было бы таким штампом, а я скорее сдохну, чем создам о себе такое впечатление. Но порой я сижу в одиночестве и думаю – а вдруг сейчас облака собрались вместе, беседуют друг с другом?.. Похожи они сейчас на комочки хлопка в туго застегнутом на молнию мешке или плоские, как блинчики? Или накачаны ли они той дождевой краской, от которой облака наливаются серым, черным и антрацитовым?
Забавно, как в отношении многих вещей реализуется троичность. Кучевые, дождевые, слоистые. Тройное заклинание. Три штриха – и тебя нет. Крибле, крабле, бумс. И то, что мне предстоит умереть от трех ядов, тоже, наверное, имеет свой смысл. Тиопентал натрия, бромид панкурония, хлорид калия. Коктейль из трех препаратов, который сначала обезболивает, потом парализует, потом убивает. Как мне сказал мой адвокат, это куда гуманнее, чем прежние способы, которые включали чуть ли не всё на свете, не ограничиваясь публичными казнями во всех видах – расстрел, повешение, газовую камеру, электрический ток и, конечно, нашу родную смертельную инъекцию. По некоторым причинам ее все равно называют «стулом», как в старые добрые времена. Однако шприцем никого не поджаришь. Всем заключенным это прекрасно известно, как и то орудие убийства, из-за которого каждый сюда попадает. Нет. Приговоренные просто переживают дурную анестезию, а потом получают паралич, который не дает им рассказать никому, что хлорид калия на самом деле причиняет боль. Такую боль, что в венах внезапно взрывается вулкан, и лава медленно растекается по телу, на ходу сжигая и спекая артерии и органы. Словно горишь живьем, только кричать не можешь.
Я читала об этом. Мне приносили статьи эти назначенные судом адвокаты и Мэдисон Макколл. Предполагается, что такая смерть безболезненна, и, может, так оно и есть, но как проверить? И, честно говоря, разве кому-нибудь есть дело до того, как мы подыхаем в конце нашей марафонской дистанции?
