ты намерен делать?
– Я намерен все рассказать.
– Не надо! – взмолился человек с плешинкой в редких русых волосах. – Не надо никому ничего рассказывать! Я прошу тебя! Я тогда просто пропаду!
– Ты уже пропал!
– Нет, нет, нет! – Тот замотал головой и даже сделал смелость подняться на одну ступеньку выше. – Не надо, прошу! Пока об этом никто не знает, все в порядке! А если кто узнает, то я пропал!!! Меня просто не станет!
– Тебя уже нет! – возразил его собеседник.
– Да не сгущай ты краски, пока ты молчишь, все в порядке. А если раскроешь рот, то…
– То что?! – И человек на площадке не выдержал и съездил ему по щеке бумажной охапкой. – Ты паскуда, ты это понимаешь?! Подлая, грязная мразь! Та девочка… Она могла бы жить, а ты!.. И ты еще призываешь меня к молчанию?! А двое парней, что полегли из-за тебя? Это как, тоже забыть?!
– Что же мне теперь делать-то?! Удавиться, что ли?! – плаксиво произнес плешивый и еще поднялся на одну ступеньку, теперь они были почти вровень и даже слышали дыхание друг друга. – Мне тогда не жить в любом случае!!! Я же не могу на себя руки наложить только потому, что ты такой догадливый?! Слушай, а ты ведь доказать-то ничего не сможешь! Ничего!!!
От мерзкого липкого шепота человек на площадке едва не выронил бумаги из пальцев. Он отшатнулся и, ничего не ответив, пошел вниз по лестнице. Потом вдруг остановился, оглянулся на того – другого. Тот не уходил. Стоял и смотрел ему вслед. Странно смотрел, будто прямо в эту минуту на что-то решался. На что-то ужасное!
– Ты ошибаешься, скотина! Я все смогу доказать. И сделать мне это будет много проще, чем ты думаешь.
И он снова пошел вниз, решив, что избавился от мерзкого присутствия мерзкого мелкого человечка. Но ошибся! Снова ошибся, как ошибался много раз прежде. Суматошный визгливый вопрос опять настиг его уже почти перед входом на второй этаж.
– И что же мне теперь делать, а?! – В голосе звучали слезы. – Что?! У меня ведь нет выхода!
– Почему же? – Он все же решил оставить последнее слово за собой, поднял голову и, понимая, что делает что-то плохое и грешное, все равно посоветовал: – Ты собирался повеситься? Так я даю тебе добро!
– Повеситься? – Удавленный сип прервался сухим кашлем, потом снова продолжился. – Но это же грех!!
– Еще один ко всем твоим прежним.
– Но меня в церкви отпевать не станут!
– А ты недостоин даже к воротам храма подойти! – Опять грех, попенял он себе, но остановиться было трудно. – Ты не человек вовсе! Ты чудовище! И выход у тебя один – исчезнуть с этой земли!
– А ты?! Ты потом как жить станешь?! – Тот все же захныкал вполне правдоподобно.
– Я? Я стану жить, как и прежде, честно!
– Прежде? Как же ты прежде жил честно, если знал и молчал? – ранил тот его его же оружием. – Ты же знал обо мне все и молчал!
– Не знал, а догадывался, – поправил он его с недовольной гримасой. – Теперь вот знаю!
– И молчать не станешь, –
