свет бьёт откуда-то сверху.
Монету встречает традиционно толстый, покрытый множеством жировых складок Тофу с бельмом во весь глаз. Ноги жреца отделены ниже колена, он светит мерзкими культями, тем самым показывая высокий статус. Прибитая к кресту фигура на антигравитационной подушке – жрец уже никогда не сможет позволить себе слезть с деревянного орудия пыток и пройтись куда-то на своих двоих. Жирное тело покрыто различными воткнутыми иглами, ранками и религиозными татуировками. От сосков вниз тянутся цепи, поднимающие крюками за кожу свисающее брюхо и демонстрирующие пенис в крошечном капкане из металлической сетки. За жрецом двигается свита из мучающихся уродцев. Серые лица светятся какой-то депрессивной злостью. Калеки на длинных металлических протезах, карлик, кто-то в маске из кулька с рисунком головы животного, один мужчина, бьющий себя в грудь тощим кулаком, одетый в грязное свадебное платье времён ещё до Катаклизма. Такое могло бы стоить бешеных денег. Монете хочется сжечь всё это кодло фосфорной бомбой.
С тихим треском парящий крест подносит мерзкое существо к Монете. Археолог, в отличие от большинства, не боится Тофу, он испытает к ним стойкое отвращение, при этом признавая их силу. С такими лучше не ссориться.
– Я ненавижу себя. Ненавидь себя, – ритуально приветствует Монету жрец, возвышаясь над путником. Лицо говорящего расплывается, оставляя заметным только нечётко очерченный чёрным рот, вызывая концентрацию именно на нём. Огромный, он двигается гипнотической дырой, сбивая археолога с мысли и иногда давая заметить заточенные белоснежные зубы. Странная способность жрецов боли, объяснения которой Монета не знает.
– Мне нужна печать, – выпаливает Монета, систематически вспоминая убеждения чёрных монахов и размышляя, насколько они верны.
Тофу изучает мелкого человека под своими культями ещё томительные тридцать секунд. Иногда Монета близок к тому, чтобы вспомнить то, что он что-то должен не помнить, но он успевает поймать себя на этом чудовищной самодисциплиной.
Наконец жрец отлетает назад, жестом обводит Монету и произносит:
– Страдай в мире.
В теле археолога поднимается какое-то ощущение неправильности, инородности. Словно он только что сделал что-то мерзкое, например, совокупился со своей матерью. Немного подташнивает. Печать совершена. Монета не любит благодарить в этот момент, он предпочитает думать, что это просто дело – выгодно им, выгодно ему. Никаких благодарностей, он честно отдал свои деньги. Археолог осматривает свои новенькие, поблёскивающие печати на веере. Да, эта стоит в другом месте. Археолог разворачивается и уходит. Послушник семенит следом, закрывает большую дверь.
Покой отрезается от постороннего мира. Жрец отлетает к своему углу. Через минуту в комнату входит другой служитель, в двухметровом чёрном колпаке на голове, подходит к кресту. Слегка кланяется,
