в недоумении повертел в руках упаковку. – А я не умею!
– Да чего здесь уметь? Сыпь в ведро – и все дела! – перехватил инициативу Фролов и протянул руку за чаем.
Но Артем внезапно решил довести начатое до конца. Посветив на пачку фонариком, Золотов деловито прочитал все, что было на ней написано.
– Здесь сказано, что чай зеленый! – сообщил он во всеуслышание. – Это ничего? Или дать ему дозреть?
– Сыпь такой! – позволил Эдуард Андреевич. – Зеленый даже полезнее.
Золотов неуверенно наклонил упаковку над ведром, сунулся туда с фонариком, а потом вытряхнул в кипящую воду оставшуюся в пачке заварку.
– Ну как? Позеленело? – смешливо осведомился Фролов.
Артем пожал плечами:
– А кто ж его знает? Не видно ведь ни черта! Кто рискнет не отравиться?
Заранее уверенный в результате, Эдуард Андреевич храбро протянул свою кружку, и через несколько минут, отметив, что Журавский все еще жив, его примеру последовали и все остальные. Отведав «зелененького», туристы расселись вокруг костра, стараясь отогнать предутреннюю дремоту анекдотами.
Фольклор интересовал Виктора меньше всего, поэтому он увлек Лизу на бревнышко к самому краю поляны. В последнее время его стали раздражать косые взгляды и смешки одноклассников, которые с подачи Золотова и Белянской вовсю обсуждали их отношения, не забывая посматривать в сторону Задорина.
– Может быть пойдем, прогуляемся? – предложил Гордеев, мечтая очутиться с нею где-нибудь подальше отсюда: например, на необитаемом острове.
Лиза поежилась.
– А ты не боишься светящегося геолога? – страшным шепотом поинтересовалась она, вспомнив о герое последней байки, рассказанной Эдуардом Андреевичем.
Он не поверил своим ушам:
– Лиза, ты серьезно?
– Конечно, – попыталась отшутиться Лучинская. – Возьмет и выскочит вон из-за той елки!
Все еще не понимая, дурачится она или вправду боится, Гордеев, поморщился.
– Этот тот геолог, который заблудился и наелся мухоморов?
– Нет, тот, который искал клад и провалился в фосфорицирующее болото!
Ее глаза расширились – и Виктор поверил в ее испуг. Точно: детский сад!
– Ну ты даешь! – смеясь, он легонько толкнул ее в плечо. – Струсила из-за детской страшилки!
– И совсем я не струсила! – задиристо возразила она и толкнула его в ответ.
– Струсила-струсила!
Он стал тормошить ее, она отбивалась и хохотала:
– Да ни капельки! Нисколечко! Совсем!
Руки сами переплелись в объятия, смеющиеся губы соприкоснулись. Гордеев бросил быстрый взгляд в сторону костра. Там тоже хохотали: Эдуард Андреевич изображал Жванецкого, одноклассникам не было до них никакого дела.
Потеряв его поцелуй,
