самоубийцы. Я обречен вечно страдать в этом не то земном, не то подземном мире.
Рада перевела взгляд со стоящего мертвеца в сторону и обомлела: выкопанная грядка с репой, за ночь полностью восстановилась.
«Мистика, хоть бы не свихнуться! И как меня угораздило попасть в какой-то потусторонний мир?»
Один неверный шаг полностью изменил ее жизнь. Да и жива ли она сама?
***
– Я не всегда был отшельником, девка. И у меня была семья: любимая женушка и доченьки. Днями напролет батрачил, чтобы прокормить четыре рта. Однажды, поздно вернувшись домой, нашел их изуродованными… Зверем кричал, что не сберег родненьких. В то время совершали набеги враги, кого убивали, кого забирали в рабство и на продажу. Схоронил любимых чад и бабенку свою – красавицу, а сам… зачем мне жить без них. Взял грех на душу. Только не соединился я с ними. Они в раю, я же так и застрял в этом ужасе. Ни под землей, ни на небе никому не нужен. Матушка пыталась меня отмолить, материнская мольба – она до Бога доходит, родное дитятко может спасти, коли Господь смилостивится… Да только померла она с горя, и помочь мне некому. А ты, я смотрю, креста не носишь. Не крещеная?
– Крестили в детском доме, – пересохшим горлом выдавила Рада. – Отпустите меня, дяденька.
– Я бы рад, да нет хода отсюда. В ворота только войти можно, дорожка в один конец. И не каждый мои ворота видит, добрая душа только, да и то раз в сто лет сие происходит. Вон и Барин лет двести назад забрел. На цепь его посадил для злости, только он так добряком и остался. – Старик натягивал носки китайского производства до самых колен.
Треск – и голая грязная пятка показалась из нового черного носка.
– Плохой товар продаешь, красавица. У нас за такое на кол сажали.
– Просто размер не подошел, – пыталась оправдаться Рада, подписавшая контракт с фирмой «Толкни-продай».
– Жить будешь в сенях, а не нравится, можешь в бане. Я все равно не моюсь. Вода в колодце на заднем дворе, репа же полезная. Будешь ее есть, сто лет проживешь, а нет – больше сорока дней не протянешь. – Хозяин отстегнул ремень от сумки Рады и подвязался им. – Хорош! – Звякая болтающимися карабинами, уселся на верхнюю ступеньку крыльца.
– А вы ведь за века не озлились окончательно. Раз я здесь появилась, значит, просто обязана попытаться вам помочь. Как вас зовут? – Девушка растирала место ушиба.
– Гаврила.
– В каком году родился? – Рада обрадовалась, что нога практически не болит.
– Так запамятовал. Вот удавился я триста лет тому, на веревке из пакли.
– Офигеть, триста лет! А я – Рада! Может, смогу помочь вам, Гаврила. Начнем с собачки, отпустите, пожалуйста, Барина! Хотите соединиться с семьей, нужно делать добро и после смерти. Пес ничем не виноват, и не надо на нем вымещать свое раздражение.
– Може, ты, девка, права, – Гаврила как послушный телок стянул ошейник с Барина.
Рада
