и Юрик поняли, что деваться им, действительно, некуда. Так и стали ездить они друг с другом. Правда, поначалу Старшой еще не был «старшим». Заправлял делами в группе Костыль – в прошлом мастер спорта международного класса по боксу. Громили они «челноков», ехавших по железной дороге. Костыль никогда не ограничивался только грабежом. Всегда избивал своих жертв. Практиковался на них, чтобы не терять форму. По наводке таможенников группа знала, кто в каком купе едет. Садились в Орше, «бомбили» самое богатое купе. В Смоленске ждал Юрик с «тачкой». Отнятое везли в ближайший районный городок. Там оно с недельку «вылеживалось», затем поступало на рынки Москвы. Молчали все: и проводники, и ограбленные, и другие пассажиры – такой страх нагнал Костыль. Но однажды ему не повезло. Ворвавшись в купе он получил заряд из травматического пистолета в щеку. Костыль с ревом заскользил по стенке. Старшой ударом кулака в висок свалил стрелявшего замертво. В него самого выстрелила сидевшая в купе подружка «челнока», но промахнулась. Со стоном Костыль достал ее, крутанул голову, ломая шейные позвонки. Отбросив труп он повернулся к Старшому: «Посмотри!» Тот сквозь дыру в щеке увидел обломки зубов, развороченные десны. Дыру заткнули нечистыми носовыми платками, замотали вагонным полотенцем. Чем ближе к Смоленску, тем хуже становилось Костылю. В Смоленске «работали» – перегружали отнятое из вагона в «тачку» – лишь Старшой с Юриком. Костыль стонал, сидя в машине. Затем он потребовали, чтобы его отвезли в больницу. Однако Старшой велел ехать на хату. Костыль попытался махать руками, но боль была такая, что он не смог драться. На хате скупщик краденого – майданщик – осмотрел рану.
– Гангрена, – показал он Старшому на черное пятно вокруг раны, тянувшееся к виску. – Когда до виска дойдет – кранты!
– Может, правда, в больницу его? – спросил Старшой.
– А дальше что? Хочешь, чтобы он сюда ментов навел? Вообще эту падлу сюда не надо было тащить! Звони по мобиле пахану – спроси, что делать? Да не отсюда. Отъедь на тачке от хаты на пару километров!
Оставив Костыля, вечно пустые глаза которого теперь были наполнены болью и страхом, Старшой и Юрик Отъехали из города связались с паханом.
– Принимай решение сам! Теперь ты – «старшой»! – бросил трубку тот.
Когда вернулись на хату, черное пятно достигло виска Костыля. Тот пребывал в забытье и бессвязно что-то бормотал.
– Отходит, – сообщил майданщик. – Завтра у нас на кладбище будут одну богатую старуху хоронить. Могилу ей доской обили – чисто склеп! Отдерем со дна доски, затолкаем туда Костыля. Потом доски прибьем назад. Авось не заметят!
При свете фонаря отодрали доски, саперной лопаткой сделали углубление, затолкали туда агонизировавшего Костыля. Затем прибили доски на место. На следующий день майданщик сходил на кладбище. Доложил, что Костыля погребли вместе со старухой. Так Старшой стал «старшим». Иногда «старшим» оказывался и Юрик. Но он предпочитал быть
