ркает золотом, серебром, драгоценными камнями на кубках и чашах, блестит жемчужинами влаги на жареных тушах кабанов, оленей и зайцев, их по традиции подают нерасчлененными, чтобы не лишать пирующих свирепой радости резать, кромсать и всячески расчленять.
Рыцари в доспехах, только прибывший от замка барона Волтона маркиз Ангелхейм ухитрился разодеться ярко и празднично, да еще сэр Колдуин, который в боях не участвовал, но выехал нам навстречу с большим отрядом, сейчас пирует в дорогом кафтане тонкой работы, красно-зеленых брюках и сапогах с задранными носками.
Герцог Готфрид, из-за которого рискнули на дерзкий рейд в королевство противника, тоже в доспехах, хотя у него с одеждой все в порядке, не захотел выделяться среди менее знатных рыцарей. Я то и дело ловил на себе его пытливый и слегка удивленный взгляд. Рыцари тянутся к нему с кубками и чашами, поздравляют с таким сыном, что оставил все дела и ринулся спасать родителя, такое достойно воспевания бардами.
Он принимает с улыбкой, похудевший, лицо словно высечено из камня, даже в разгар пира не забывает, что герцог, потомок легендарного рода, глава полусамостоятельного Брабанта с его отвоеванными правами и вольностями, постоянно подтянут, следит за каждым своим жестом и словом.
Я сам такой, сейчас-то я вообще не пьянею, а раньше, когда жил в моем срединном, чем больше пил – тем сильнее себя контролировал, а если вдруг перепивал, чего почти никогда не случалось, то сидел с приклеенной рассеянной улыбкой, не двигаясь, не вступая в беседы, даже не решаясь встать и пройти к туалету из боязни опрокинуть что-то, упасть, уронить достоинство и честь, попасть в смешное положение. Это над другими пусть смеются, над другими и я с большим удовольствием…
Сэр Клавдий и за столом в своем уникальном панцире, оранжевом, как солнце, и постоянно меняющем оттенки. Густые черные с сильной проседью волосы блещут под светом люстры, как смазанные жиром, сам возвышается гордый и хвастливый. На груди блещет холодным льдом голубоватый камень. Для бриллианта великоват, хотя кто знает эти семейные ценности, сэр Клавдий как-то упомянул, что получил его из рук деда, а тот в свою очередь от своего отца. Красивая огранка, холодный блеск, в воде такой будет абсолютно незримым, потому их и называют бриллиантами чистейшей воды…
Я с трудом оторвал от него взгляд и посмотрел на вдохновленное лицо его обладателя, тот воздел себя во весь рост и заявил грохочущим голосом:
– Барон Доминик слишком уверовал, что нападать может только он, ха-ха!.. Мы потеряли одного раненым, когда погнался за служанкой и, поскользнувшись в крови, упал с лестницы. А замок хорош, в нем можно выдержать осаду королевских войск с год! А то и больше, мы такие, клянусь!
Сэр Герцель, отличившийся при захвате замка Стальной Клык, сказал со вздохом:
– Если бы еще и его отобрать для Армландии…
Рыцари шумели, орали, речи становятся все воинственнее, я выжидал момент, чтобы вмешаться и напомнить, этот замок, в котором пируем и который отныне мой, к Армландии никаким боком. Здесь по-прежнему территория Турнедо, а верховный сюзерен – король Гиллеберд Фруассар.
– Жаль, – закончил сэр Клавдий с некоторой грустью, – что Стальной Клык оставили прежнему владельцу. Больно уж замок хорош и неприступен… Отдали без боя, вот что ранит рыцарское достоинство! Но что делать, если сэр Ричард и Его Величество король Гиллеберд договорились решать пограничные и прочие споры непонятными нам дипломатическими средствами.
– Хорошо, – проворчал сэр Ульрих, – хоть посуду побили. Я это люблю, когда бьют… Особенно, когда сам все разношу вдрызг!
– И мебель порубили, – добавил сэр Герцель со злобным удовлетворением в голосе. – Да и вообще, – уточнил сэр Герцель, – огонь рванулся до небес, будто его сто лет держали взаперти… Что так горело, не понимаю.
– Колдовские штуки, – буркнул сэр Ульрих зло. – Мы выжгли гнездо зла, порока и разврата.
– Не иначе, – согласился сэр Герцель. – Добрые христианские так не вспыхивают.
– Отстроят, – сказал Ульрих зло. – Хоть и не так уж сразу. Мы, молодцы, даже ворота сожгли.
Я прислушивался, нет ли недовольства той степени, что подходит к опасной грани. Сюзерена всегда критикуют, это понятно, важно только, как критикуют. Пока только ворчание, мол, их вождь – орел, высоко летает, да только сесть не умеет.
Сэр Колдуин оставил свое кресло и, тяжело ступая, подошел ко мне.
– Мой лорд… – произнес он тихо, наклонившись к моему уху, – я с вашего позволения послал свой отряд осмотреть окрестные земли… ныне ваши земли. Так, на всякий случай.
Я сказал с горячей благодарностью:
– Граф, вы просто чудо. Я только что собирался просить вас о такой великой услуге.
– Что вы, – ответил он довольно, – такая мелочь… Это мой долг –
