ярдов до незаметной двери на Уайтхолл[247].
«Там было человек двадцать, все мужчины, много выпивки, но, к сожалению, никакой еды. Там были Брайан Ховард и Энтони Блант, хотя тогда я их еще не знал. Неожиданно я заметил человека, который ждал в машине Дугласа. Он пришел, когда меня загнал в угол большой мужчина по имени Рудольф Кац. Он спросил: «Этот старый мошенник досаждает тебе?» Кац ушел. Я сказал, что должен идти, и Гай предложил подвезти меня, если я смогу минутку подождать. Мы поехали на Честер-сквер, где у Гая была квартира, и так все началось… Он отвез меня в кафе на набережной, где угостил мясным пирогом и чашкой чаю, а потом на Честер-сквер. Он жил на верхнем этаже высокого дома, расположенного напротив Святого Марка. И мы впервые легли в постель вместе.
Так я познакомился с Гаем Бёрджессом, и между нами начались отношения, продлившиеся четырнадцать лет. Я не переехал на Честер-сквер сразу. Я оставил за собой комнату на Оксфорд-Террас, но приходил на Честер-сквер каждый день. Это вошло в привычку. Я убирал квартиру, следил, чтобы на рубашках были все пуговицы, чистил одежду, которая всегда была мятой и покрытой сигаретным пеплом. Он был самым неопрятным из людей, которых мне довелось встретить. …Вначале наши отношения больше напоминали отношения слуги и хозяина»[248].
В свою очередь, Бёрджесс, называвший Хьюита Шваброй, пытался заинтересовать его литературой, побуждал читать Джейн Остин и Элизабет Гаскелл. Но все старания политизировать его ни к чему не привели. Хьюит утверждал, что не может себе позволить быть социалистом. Имея 700 фунтов в год от канадского трастового фонда, Бёрджесс мог себе позволить быть щедрым и покупать Джеки одежду, в том числе у Хос и Кертис.
У Бёрджесса всегда находилось время для рабочего класса. Джеки вспоминал: «Он носил меня, как некий знак, символ. Я – Джеки Хьюит из Гейтсхед-он-Тайн… но это не мешало ему брать меня с собой повсюду. Как-то вечером он дал мне поносить галстук старого итонца и велел говорить всем, что я учился в колледже… Он полагал, что никто из тех, с кем мы встретимся, не был в колледже. Мы оба были в галстуках старых итонцев, и никто не задал ни одного вопроса»[249].
Хотя Хьюит не переезжал на Честер-сквер до 1937 года, он делал всю работу по дому и готовил.
«Я был хорошим поваром. Гай любил кеджери или пастуший пирог, детскую еду. Я делал пастуший пирог, используя копченого угря, получаемого Гаем от Фортнума. У него было собственное блюдо, которое он готовил, когда решал провести день в постели. Прежде всего, он заказывал дюжину бутылок красного вина в винном магазине Виктории. Потом он укладывал лосось или копченую пикшу на сковороду, добавлял туда печеные бобы и овес или рис и подогревал. Блюдо пахло отвратительно, но он говорил: «Это питание, которое мне нужно на день. Убирайся!» И он проводил целый день в постели с бумагами, книгами, сигаретами и сковородой блюда, не имевшего названия, и пил красное вино»[250].
Хьюиту приходилось выполнять и секретарские обязанности.
Penrose, p. 202; см. также: Penrose, pp. 202–203, где Хьюит дает немного другую версию, и Leitch, pp. 153–154.
Хьюит, неопубликованная рукопись. Аналогичный рассказ дан в Penrose, p. 202.
Интервью Хьюита, цит. в: Leitch, pp. 154–155.
Leitch, pp. 154–155. Рис пишет об аналогичной диете, Chapter of Accidents, p. 127.
