все больше врагов. В петербургском высшем свете он был похож на слона в посудной лавке – своим невниманием к отдельным личностям. За ним тянулся длинный след растоптанных амбиций и уязвленных самолюбий, но он этого не замечал.
В театральном мире у Дягилева было несколько влиятельных покровителей: великий князь Сергей Михайлович, двоюродный брат царя, интересующийся театром, а также балерина Матильда Кшесинская, пользовавшаяся большим влиянием, поскольку раньше она была любовницей царя. Дягилев надеялся на то, что покровительство этих лиц обеспечит ему победу в любой битве, сколько бы врагов против него ни ополчилось. Управляющий московской конторой императорских театров Владимир Теляковский пока оставался нейтральным наблюдателем. Сухие записи из дневника Теляковского представляют собой важнейший источник сведений о том, как складывалась судьба Дягилева в российском театре.
Ближе к концу 1899 года у Дягилева возникла дерзкая мысль поставить многоактный балет Делиба «Сильвия» на либретто, написанное Леоном Бакстом при участии Бенуа, Серова и Нувеля. Бенуа с юных лет был неравнодушен к музыке этого французского композитора, называя его «одним из моих двух божеств»3(вторым его божеством был Э. Т. А. Гофман). Но возможно, еще более весомым аргументом для Дягилева было то, что обожаемый всеми мирискусниками Петр Ильич Чайковский видел в балетах Делиба эталон балетной музыки и считал балет «Сильвия», никогда не исполнявшийся в России, его особенным шедевром. Скорее всего, Дягилев знал и об этом4.
Он поделился своей идеей с Волконским и в начале января получил от него согласие и все полномочия на постановку. Уже на следующий день после разговора с Волконским друзья собрались для подробного обсуждения планов на квартире у Дягилева, вместе с хореографами Николаем и Сергеем Легатами. Дягилев с Нувелем играли для братьев Легат на фортепиано в четыре руки музыку из балета, Бенуа комментировал каждую сцену5.
Сегодня никого не удивляет, что Дягилев, впервые взявшись за театральную постановку, остановился не на опере, а на балете, но в то время такой выбор был не столь очевиден. До 1900 года Дягилев видел мало балетов и редко выражал интерес к артистическому жанру, который многие, в том числе в России, рассматривали как достаточно фривольный по сравнению с другими формами музыкального театра. Но среди его друзей был один убежденный и последовательный пропагандист балета – Вальтер Нувель. Убеждение Нувеля в том, что балет в обновленной форме может стать носителем самых высоких современных художественных идеалов, повлияло на понятия о балете во всем кружке. Уже в 1897 году Нувель писал Сомову:
«Балету предстоит, по-моему, огромная будущность, но, разумеется, не в том виде, в котором он существует теперь. Наши декадентские, эстетические и чувственные потребности не могут удовлетвориться идеалами пластичности и красоты движений, существовавшими 30 лет тому назад. Надо дать
