в сторону траншеи, где слышался топот сапог и крики немцев. Ему помогал короткими прицельными очередями из ППШ лейтенант Васинцев. Стало понятно: долго продержаться они не смогут, слишком коротким было расстояние между ними и немецкими окопами.
– Уходим! Саид, уходим! – кричал Васинцев. – Иванок, прикрой!
Краем глаза Иванок заметил, как лейтенант и Юлдашев почти одновременно полезли под проволоку. Но всё его внимание было сосредоточено на вспышках правее. Там работал пулемёт. Его трассы, вначале слепые, хаотичные, теперь сосредоточились в секторе их коридора. Они-то и не давали его товарищам одним броском миновать заграждения. Вскрикнул Юлдашев, захрипел, что-то забормотал по-узбекски, зло, как будто вдруг увидел прямо перед собой лицо врага. И Иванок, понимая, что теперь никто, кроме него, не поможет ни пулемётчику, который только что, видимо, получил ранение, ни командиру, взял в прицел неподвижную тень чуть выше пламегасителя, и нажал на спуск – плавно, как учил Воронцов.
После ранения и госпиталя Иванок во взвод Воронцова не вернулся. Но в полку прижился. И теперь во взводе конной разведки после боёв в районе Варшавского шоссе он считался старожилом. Саид Юлдашев уже дважды побывал в госпитале. Полтора месяцы отвалялся в Калуге и лейтенант Васинцев. Не стало дяди Андрея Поливанова, Поликарпа Матвеевича, сержанта Гришина и ефрейтора Окладникова. Не вернулась, пропав где-то за Шатиным болотом, группа младшего лейтенанта Добрицкого: сам Добрицкий, старшина Епишин, Володька Сказочкин, радист Костя Звягин, подрывник Иван Иванович Тележкин. А ещё сержант Певунов, Лёша Забельский, Федька Кругов, Мамедхан Габбасов, умевший с пятнадцати шагов метнуть точно в цель свой нож, который никогда никому не давал в руки, Вадим Харитонов, стрелявший не хуже его, Иванка, Славик Горелов, Дима Астахов, двое Ивановых – Илья и Гриша, двое Смирновых – Владимир Иванович и Семён. Кого-то принесли в плащ-палатке, кто-то помер в госпитале. А кто-то пропал без вести. Неужели наступил и его черёд? Кто потащит его тело в плащ-палатке к своей траншее? Васинцев? Лейтенант человек надёжный, он и убитого вынесет, не бросит на нейтралке. Юлдашев? Саид ранен. Он не дотащит. На него надежда плохая. Вернётся кто-нибудь из ребят? Неужели это конец, и он, Иван Иванович Ермаченков, уже не дойдёт до Германии? А кто же вызволит из неволи сестрёнку? Кто спасёт Шуру? Мать получит на него похоронку, и что ей тогда делать? Как жить? Отца нет. Шуру в Германию угнали. А он здесь, на нейтралке, в воронке умрёт? Он потрогал гимнастёрку на груди – под тонкой хлопчатобумажной материей, в нагрудном кармане, хрустнуло письмо от матери. В нём был адрес того покуда ещё далёкого городка где-то на юго-западе Германии, до которого он обязательно должен добраться. Дойти. За Шурой. За всеми прудковскими. Нет, надо отсюда как-то выбираться.
Одно время действовал приказ: не посылать через линию фронта, в разведку, тех, у кого семьи находятся на оккупированной территории. Иванок под этот параграф не подпадал. Но некоторые
