познакомились с таблицей русских мер. К сожалению, старшины артелей все понимают медленно, поэтому Колокольцов обращался к молодым.
Теперь, как полагает плотник Таракити, надо ему нанести меры русские и японские на собственный угольник и на линейку с разных сторон, и, переворачивая инструмент, можно сразу переводить одни меры в другие. Но есть много еще неясного, надо будет узнать, спросить ученого-математика Матсусиро.
– Это не части корабля, который мы будем строить, – объяснял Колокольцов, – это лекала. По их размерам из кривых сосен будем вырубать части шпангоутов. Основа нашего строящегося корабля – киль. Постройка судна начинается с установки киля. Киль – это продольная балка, или, как называется у вас, кость дракона…
Плотники засмеялись.
Рядом с Таракити сидит старшина артели плотник Кикути. Тщательно перерисовывает киль на свою бумагу.
– Киль придает кораблю устойчивость, – продолжал свой урок Колокольцов. – Килевые суда проходят огромные расстояния, плавают вокруг земного шара, выдерживают штормы… Как вам должно быть известно, земля круглая… Японцы смогут плавать по всем морям, когда научатся строить килевые суда…
Когда лекция окончилась, Таракити попросил позволения поговорить.
– Говори, – сказал Колокольцов.
– Как и куда надо поставить киль и на чем он держится во время постройки?
– Строится стапель, и киль устанавливается на стапеле. Это увидите скоро. Но прежде чем строить стапель, надо расчистить площадку от кустов, колючек и ваших карликовых пальм, заготовить лес, построить причалы, свезти материалы… Начнем работу с изготовления лекал по чертежам. Прежде посмотрим на лекалах.
Таракити смотрел, как Сизов, глядя на рисунок, тешет топором доску. Таракити взял малую пилу и, ставя доску стоймя, начал выпиливать, глядя на чертеж. Пила в аршин длиной, но широкая, изогнутая, как дуга. Матрос смотрел, как может плотник управляться с таким инструментом. Плотник тянул ее к себе, а потом, казалось, пила сама тянет обратно, своей тяжестью давит и режет дерево, дело шло, и все получалось. Весь чертеж японец изрисовал иероглифами. Иногда измерял расстояние между меловых отметок и сверял по чертежу. К обеду он прислонил кривое готовое лекало к каменной стене двора.
– Был бы табак, стоило бы тебя угостить! – сказал ему Сизов.
Японец, кажется, догадался и достал коробочку с табаком. Матрос взял у него кусочек тонкой бумаги и скрутил цигарку.
– Алексей Николаевич, что вы не спите? – раздался ночью за перегородкой голос Можайского.
– Холодно, согреться не могу.
– Ужасный холод. Мне кажется, нигде так холодно не было, как в Японии.
– Это все из-за их жаровен! – послышался за другой перегородкой раздраженный голос Колокольцова. – Печей нет, какая-то хлябь, сырость, ни согреться, ни отдохнуть.
– Вот вам и страна цветов…
