грехи запихали тебя в этот сундук, нильфгаардец, – сказал он. – И мне это до свечки. Оставляю тебе нож, освобождайся сам. И жди здесь своих или убегай в леса, воля твоя.
Пленник молчал. Сейчас, связанный и засунутый в деревянный ящик, он выглядел еще более жалким и беззащитным, чем на Танедде, а там Геральт видел его на коленях, в луже крови, раненного, трясущегося от страха. Да и казался он гораздо моложе. Ведьмак не дал бы ему больше двадцати пяти лет.
– Я подарил тебе жизнь на острове, – добавил он. – Дарю и сейчас. Но в последний раз. При следующей встрече прикончу как собаку. Запомни. Если тебе вдруг вздумается уговорить своих дружков погнаться за нами, прихвати гроб с собой. Пригодится. Поехали, Лютик.
– А ну, быстро! – крикнула Мильва, возвращаясь галопом с ведущей на запад тропы. – Да не сюда! В леса, сучья мать, в леса!
– Что случилось?
– От Ленточки конники идут. Большой кучей! Нильфы! Ну, чего глазеете? По коням, пока нас не окружили!
Бой за село шел уже битый час, а конца все еще видно не было. Пешие, обороняющиеся из-за каменных стенок, заборов и баррикад, сложенных из телег, отразили уже три атаки конницы, наступавшей на них по дамбе. Ширина дамбы не позволяла конникам организовать фронтальный нажим, а обороняющейся пехоте давала возможность уплотнить оборону. В результате волны конницы всякий раз разбивались о баррикаду, из-за которой отчаявшиеся, но ожесточенные кнехты осыпали плотные ряды конников градом стрел из луков и арбалетов. Кавалеристы сбивались в кучу, и тогда защитники набрасывались на них, колотя бердышами, гизармами и коваными боевыми цепами. Конница отступала к прудам, оставляя трупы людей и лошадей, а пехотинцы вновь прятались за баррикадой и покрывали врага страшными ругательствами. Спустя какое-то время конница восстанавливала порядок и атаковала снова.
И все повторялось.
– Интересно, кто с кем дерется? – в очередной раз невнятно спросил Лютик, мусоливший во рту сухарь, который выклянчил у Мильвы.
Они сидели на самом краю обрыва, хорошо укрытые в можжевельнике, и могли наблюдать за боем, не опасаясь, что их самих кто-нибудь заметит. Точнее говоря, не то чтобы могли, а просто вынуждены были наблюдать. Другого выхода у них не было. Впереди кипел бой, позади горели леса.
– Нетрудно угадать, – наконец неохотно решился ответить Геральт на вопрос Лютика. – Конники – нильфгаардцы.
– А пешие?
– А пешие – не нильфгаардцы.
– Конники – регулярная кавалерия из Вердэна, – сказала Мильва, до той поры угрюмая и подозрительно неразговорчивая. – Шахматные клетки на попонах. А те, что в деревне, – бруггенские наемники. По хоругви видать.
Действительно, ободренные очередным успехом кнехты подняли над шанцем зеленый штандарт с белым крестом, плечи которого раздваивались на концах. Геральт смотрел внимательно, но раньше штандарта не видел, защитники подняли его только теперь. Видимо, в начале боя он где-то
