но фасон держит, дежурно улыбается и молчит. Пауза затягивалась, и с каждой минутой Антону становилось все более неловко, более того, он чувствовал себя виноватым.
Молчание нарушил Димка:
– Антоха, давай так: ты мне рассказываешь, что там у тебя случилось, а я отвечаю на все твои дурацкие вопросы. Отвечаю, как положено, честно, четко и от души.
Пыляев выдвинул ультиматум, можно хоть тысячу раз прикрываться всякими там вежливыми отговорками, но так и есть. Либо Сапоцкин играет по Димкиным правилам, либо Димка уходит, и тогда Антону придется действовать официальным путем: повестки, допросы, на которых Пыляев будет молчать из чистого упрямства, – Антон еще с универа помнил, насколько тот упрям, – а еще, не дай бог, адвоката приволочет, с него станется.
– Ладно. Слушай. – Сапоцкин понимал: то, что он собирается сейчас сделать, – незаконно, но, черт побери, он скорее свой кактус без майонеза сожрет, чем поверит, будто Пыляев маньяк. – Красилина Инга Вадимовна была убита…
Пигалица
Наконец все разошлись. Сначала Гошик с Лапочкой. Потом Владимир, которого я окрестила Херувимом, – а что, есть у нас Дьявол, пускай и Херувим будет, для пары. За ними остальные потянулись, Толик ушел последним, он единственный, кто предложил свою помощь, но я отказалась, не потому что гордая слишком, просто… Сама. Я все должна сделать сама. Собрать личные вещи, как приказано. А что делать, если весь кабинет одна большая личная вещь? Стол я выбирала, когда мы только-только открылись, тогда вся «Скалли» в двух комнатах умещалась – в одной мы с Гошиком и Дамиан, а в другой – фотолаборатория. И не было никакого Владимира Владимировича, и Лапочки, и Светочки, втроем пахали. Круглосуточно. Валились с ног, питались хлебом, запивая водой из-под крана, потому что сбегать за колбасой времени не было. Считали копейки и праздновали первый успех. За этим самым столом праздновали. Стул тоже мой, с распродажи: кто-то пролил кофе, и из-за пятен стул уценили. Мои книги. Журналы, календарь за позапрошлый год, фотография Степана – потерпи, дружок, я скоро вернусь. Желтый цыпленок в корзинке – пасхальный подарок самой себе, и кружка с отбитой ручкой и жизнеутверждающей надписью «Никогда не сдавайся». Ради надписи я ее и приобрела.
Не сдавайся. А как? Плохо работала. Не умею. Нет образования, и мыслю я шаблонно. Обида душила изнутри. Обида и осознание собственной ненужности. Слезы сами полились из глаз. Хорошо, что все ушли, стыдно плакать. Я сильная. Я переживу. Развод пережила, и это тоже. Ерунда. Нужно верить, что все будет хорошо.
Успокоиться.
А слезы капают.
– Эй? Пигалица, ты чего? Ревешь, что ли? – Ну, естественно, он тут как тут – Пыляев, Хромой Дьявол.
– Нет. – Я вытерла слезы ладонью. Глаза саднило, плакать мне вообще не рекомендуется, а в его присутствии тем более.
– Я был против. – Дамиан присел на гостевой стул. Поморщился, видно, нога разболелась. – Тебе помочь?
– Спасибо, не надо.
Я
