у меня папирос и спичек. Может, воспользоваться ситуацией и попробовать бросить? Роль позволяет. Почему вор не может думать о вреде курения? Но как же сосет от желания! Уж в глазах жжет. А на ум идут одни затяжки».
Как и всем курильщикам, лишенным табака, капитану стали являться картинки, где клубится сладкий дым и люди затягиваются полной грудью. Вспомнилась Сталинская трубка. Из темного дерева, чуть длиннее ладони, с большой круглой чашечкой, с изогнутым на конце мундштуком. Но Сталин закурил не сразу, когда позавчера товарищей Берия и Шепелева секретарь впустил в кабинет вождя.
Сталин вышел навстречу, когда он и Берия вступили в ярко освещенный кабинет. Лаврентий Павлович, а вместе с ним и Шепелев остановились у ближнего к двери края длинного стола, предназначенного для совещаний. Здесь они дождались, когда Сталин, ступавший по ковру в фетровых «бурках», в которые были заправлены брюки, подойдет к ним. После наркома внутренних дел пришла очередь пожимать протянутую руку вождя капитану госбезопасности. Ладонь Сталина легла в ладонь оперативного сотрудника НКВД и оказалась небольшой, сухой и жесткой. «Величайший организатор и учитель» лишь обозначил пожатие, чуть шевельнув пальцами с желтыми от табака подушечками. Шепелев осторожно сомкнул свои пальцы на кисти «первого машиниста революции, величайшего ленинца, руководителя мирового пролетариата». Вот тут капитана и прожгло, как током. Человек, который улыбался мудрой, всезнающей улыбкой с плакатов, соперничающих друг с другом величиной, глаза которого следили за тобой с портретов, бюстов и фотографий в каждом помещении и в каждом доме – он из плоти! Вот он перед тобой, жмет твою руку, как простой человек! Один из тех, кто решает сейчас судьбы мира. Которого боятся Гитлер, Черчилль, Муссолини. За чью голову они осыпали бы благами и охраняли бы до самой смерти. О ком слагают песни, что всегда услышишь, просто поверни ручку радиоприемника. Чьи мудрость, прозорливость, доброту и все иные достоинства восхваляют в стихах, книгах, в фильмах, всюду. Чьи появления в кинохрониках встречают аплодисментами во всех кинотеатрах страны. «А я стою рядом с ним!» Он на расстоянии протянутой руки! С крапинками оспы на лице, усы не идеально смоляно-черные, а вперемешку из желтых, черных и седых волосков. Он. Он, кто представлялся (хотя и понимаешь умом, что это, скорее всего, не так), но все же представлялся невольно кем-то, сопоставимым с былинными героями.
Пол качнулся под товарищем Шепелевым. Пустились в пляс предметы перед глазами капитана, фигура руководителя партии и народа стала размываться в тумане.
– Вы еще не долечились, товарищ Шепелев? – спросил вождь, просовывая правую руку между пуговицами френча и заглядывая в глаза побледневшего капитана.
– Здоров наш герой, здоров. Просто обалдел от встречи с самим товарищем Сталиным, – рассмеялся Берия и подбадривающе похлопал подчиненного по плечу. – Такое со всеми бывает, товарищ капитан.
– Садитесь, товарищи, – левой рукой, в которой он сжимал нераскуренную трубку, вождь показал на стол для совещаний.
Если Берия сел, то капитан
