их перед собой, разводить в стороны, били молоточком по коленям и смотрели язык. Но на минимуме в московской ведомственной поликлинике не остановились, а продолжили подвергать тщательному осмотру. Проверяли зрение, слух, носоглотку. Испытывали легкие, давая дышать в трубку. Кожник исследовал его телесный покров столь скрупулезно, словно разглядывал карту местности, где ему предстоит атаковать противника. Потом капитана Шепелева повели в спортзал, где вызнавали выносливость его сердца с помощью упражнений на шведских стенках и матах, по выполнению которых сразу шли замеры давления и пульса, а потом – новые упражнения.
Капитан послушно исполнял требуемое и недоумевал. К чему ж меня готовят-то? Уж не на полюс ли отправляют? Или особистом в геологическую экспедицию. Или у них в Москве заведен такой обычай – медосмотр перед расстрелом.
Раза три за время странствия по врачам и экзекуциям капитану пришлось сознаться в том, что курит, и ровно столько же раз прослушать лекции с описанием грозящих неминучих последствий и с упором на то, что его здоровье не принадлежит ему одному. В манере держать себя и даже в осанке врачей, по которым его водили из кабинета в кабинет, ощущался совсем другой, столичный уровень медобслуживания, где капитаном госбезопасности не удивишь. Но самым представительным и многознающим показался капитану медспециалист, обнаруженный за дверью с табличкой «Каб. заведующего». Шепелев подумал, что если этот поставит ему диагноз, то этот диагноз будет навсегда.
Капитан занял место у стола напротив пожилого военврача с профессорской бородкой, принявшегося листать заведенное на Бориса Шепелева в этой поликлинике час назад медицинское досье. Два неприметных и молчаливых спутника ленинградского гостя присели на стулья возле двери. В такие минуты, когда ждут оглашения врачебного приговора, забываются иные неприятности этого мира и вспоминаются все твои болезни, какими перестрадал, начиная с детских свинок с коклюшами и заканчивая теми, что порождены курением и алкоголем. Обыкновенно в такие мгновения разум человека светлеет и человек дает себе правильные зароки: бросить то, сократиться в этом, не злоупотреблять тем-то. Правда, все сразу забывается, когда спускаешься с облегченным выдохом по ступеням поликлиники. Вот и капитан Шепелев сейчас не в первый в жизни раз клятвенно пообещал себе завязать с табакокурением…
Тишина в «Каб. заведующего» позволила присутствующим без помех прослушать урчание в животе Шепелева.
– Вы завтракали? – Врач оторвал взгляд от исписанных нечитаемым почерком страниц и взглянул поверх очков на пациента.
– Не успел, – сознался капитан.
– Почему не организовали?! – Хозяин кабинета лишь повысил голос, но этого хватило, чтобы вызвать на лицах московских чекистов замешательство и испуг. – Сейчас же ведите его обедать, – приказал он, не дожидаясь оправданий. – Ресторан за углом. Деньги есть? Отлично. Разрешаю, даже прописываю стаканчик красного вина. Но не больше стаканчика. Полноценный
