однако же странным и непривычным. Но тут так принято. Такие правила, ни у одной из наложниц и ни у единого евнуха Кюджюкбиркус не видела ничего, хотя бы отдаленно напоминающего лангот, по слухам, их не носят даже мужчины, а кто такая Кюджюкбиркус, чтобы приходить в чужой храм со своими танцами?
Говорят, что гёзде получают специальную рубаху для спанья, а те, кто становятся икбал, имеют право дополнить ее особыми сальвари и мягким халатом. Разумеется, не когда повелитель призывает их на свое ложе, а во все остальные дни… то есть ночи. И они пользуются этим правом вовсю, превращают его в предмет гордости: ну как же – статус!
Что ж, когда наступит время, придется и ей этим гордиться, со статусом не шутят. А оно наступит, конечно, причем скоро!
Но пока, к счастью, не наступило еще.
Поеживаясь от утренней прохлады и зевая, Кюджюкбиркус сложила одежду на каменной скамье у входа, не удержалась, погладила рукой тонкий хлопок. Ах, какая ткань! Не шелк, конечно, шелк не положен гедиклис, не доросли и не заслужили, но и хлопок здешний ничуть не хуже – нежный и мягкий, словно шкурка новорожденного теленка. Да и сама одежда красоты несказанной, Шветстри о такой и мечтать не смела! Не детская юбка-лонга из двух полосок ткани, лишь на бедрах и скрепленных, – настоящие взрослые сальвари! Да еще такие роскошные, тончайшие, с изящным орнаментом и бисерной вышивкой по поясу! Верхняя рубашка, правда, на полноценный камиз походила мало, скорее на детскую чоли, оставляющую открытым весь живот, но так здесь многие старшие наложницы ходят, и их чоли разве что изукрашены гуще да нитями золотыми прошиты так, что богатого алого шелка почти и не видать. И не бисером на них узоры выложены, а настоящими перлами да смарагдами.
Ну да ничего! Скоро и у Кюджюкбиркус будет дневной алый халат с жемчугами да золотыми вышивками, а еще и ночной халат… какой-то там. А пока лучше поберечь то, что уже имеешь, – кто его знает, когда гедиклис получит следующую обновку, да еще такую красивую!
Все еще позевывая, Кюджюкбиркус подошла к фонтану. В так называемом дворике гедиклис фонтан был небольшим и не бил вверх, как, по слухам, в Запретном Саду, где имели право гулять и наслаждаться роскошью только любимые жены султана. Полукруглая чаша, выдающаяся из стены на полшага, не более, и струйка воды, что в нее стекает, не толще стебелька нарцисса. Но чаша глубокая, а вода в ней достаточно холодная, чтобы прогнать остатки сонной одури.
Вытираться Кюджюкбиркус не стала, знала по опыту, что кожа высохнет мигом, стоит только начать танцевать.
Кёсем смотрела, как в пустом внутреннем дворике танцует обнаженная девочка. Быть замеченной она не опасалась – маленькая танцовщица слишком увлечена, а оконный проем, у края которого стояла слившаяся со стеной Кёсем, слишком глубок и темен. Да и не смотрит девочка вверх, вот когда перейдет к подтягиванию на перилах балкона, тогда да, тогда лучше уйти,
