но на манго тут долго не протянешь. Уже не помню, какой день подряд ем и на обед и на ужин жареную картошку с яйцами. Запиваю пивом, заставляю себя проглотить традиционную еду. Но когда и от нее начнет тошнить, несмотря на пиво, – можно протягивать ноги. Я не могу понять, почему в таком прекрасном климате больше ничего не растет и кушать, кроме картошки, нечего. Хотя выращивают кукурузу, разводят коров и свиней. Курицу тоже можно кушать, но для этого ее надо купить за 8—10 тысяч танзанийских шиллингов, убить, ощипать и приготовить. Изнеженный белый турист может только купить курицу, а все остальное сделает африканский повар, но я на такое не решилась: то ли пережитки цивилизованного общества не позволили мне стать соучастником убийства живого существа, то ли я боялась, что курица сдохнет раньше времени (и такое часто бывает). Хорошо, что пиво – «Килиманджаро» и «Серенгети» – не дает мне умереть с голоду: с помбе эгги чипс, то есть чипси маяи, кажется не совсем отвратной едой. Ну а мишкаки, которые иногда мелькали в скромном меню, – это пока что-то непонятное, недостижимое и всегда отсутствующее в танзанийском ресторане.
Пока с такой ситуацией я могла смириться, только имея на столе вместе с картошкой еще и бутылку пива. И даже могла иногда обходиться и без обеда, отвлекаясь на фотографирование природных красот и сцен из местной жизни. Но почти всегда кто-нибудь начинал орать, что, мол, фоткать можно только за деньги. Откупаться необходимо – шиллингами, шутками-прибаутками, фотокамерой (дать человеку тоже поснимать, и пусть знает, что ничего страшного в этом нет), либо – что для меня невозможно – отказаться от удовольствия фотографировать. После того как африканский мальчик или девочка, или даже взрослый человек, сделают много снимков мзунгу, на его же собственную фотокамеру, можно смело просить у африканского ребенка деньги. Никто не обижается, только смеются. И все счастливы. Африканцы – что пофотографировали на дорогой фотоаппарат, а мзунгу – что теперь у него есть хорошие персональные фотографии, сделанные местными детишками.
Танзанийцы вообще добрые, гнев и агрессию неожиданно меняют на смех и добродушие, но очень любят повозмущаться и посетовать на несправедливость. Есть что-то сходное с нашим российским народом.
Перед мзунгу, кроме однообразной еды и нежелания африканцев фотографироваться, постепенно встает и третья проблема. Трудно снова стать белым после треков и автобусов. Тщетно я пыталась отмыться под холодным душем в отеле, отстирать одежду, ведь мне было непривычно сидеть в африканской маршрутке в грязной рваной одежде рядом с танзанийцем, одетым в чистый отглаженный костюм и галстук.
В течение длительной поездки, с остановками на шопинг, как обычно, я смотрю вокруг на сидящих рядом людей. Это типичные сельские жители: женщина везет в руках курицу и петуха, парень в теплой куртке держит на коленях купленный только что и еще запакованный
