почему его жена дает повод для таких пересуд?
Вася Понкратов мучительно искал ответы на простые житейские вопросы и не находил. Слова Петьки слишком больно задели за живые струны его души, и музыка сердечных страданий мучила сознание. Вася никак не мог заглушить ее в своем сердце, хотя был опытным и стойким борцом, презирающим людскую зависть и наушничество. Всегда ему, без особых на то усилий, удавалось, погрузившись в работу, забыть скверные слова, унижающие его мужское достоинство. Но сегодня, справиться с чувствами, обжигающими грудь, не удавалось: перед глазами, словно наяву, появлялась лоснящаяся, самодовольная физиономия борова – самца Бычкова, творившего непристойности с его женой Светкой. Болезненное самолюбие перекручивало в голове сюжеты по несколько раз с каждым последующим уточнением и добавлением картинок разврата. Вася хотел было по привычке спрятаться от мерзкого, несправедливого, падшего мира за завесой творчества, но отработанный до автоматизма механизм защиты почему-то дал сбой. Он не находил себе места: то рассматривал чертежи, то брал в руки готовые детали или заготовки, неосознанно крутил ручки то одного, то другого станка, а то вдруг, уставившись в окно, смотрел в одну, неосознанно выбранную, точку в бескрайнем безоблачном небе.
– Василий! – попытался достучаться до его внимания коллега по цеху слесарь – многостаночник пенсионер Прокоп Кузьмич. – Ты, голубчик, где у нас там летаешь?.. Похарчевался!? Идем – пару мне составишь.
– Да все нормально Кузьмич, играйте пока без меня, – отмахнулся Вася и начал зачем-то крутить следующую ручку станка.
Прокоп Кузьмич – «воробей стреляный», да и жизнь прожил ни по учебникам, и что такое дура – баба в семье читал не в книжках.
Общаться с Прокопом Кузьмичом всегда не только интересно и весело, рядом с ним приобретался необходимый душевный покой. Его рассудительность, житейская мудрость и фундаментальность суждений притягивали к нему различных людей. Для каждого он находил доступные слова. Васе Понкратову оставалось лишь удивляться разносторонним познаниям пожилого необразованного человека. А так же отношению Прокопа Кузьмича к людям: ясному, четкому, а кроме того, непоколебимому. Если уж он Мишку Шохина не любил, то и скрывать этого не собирался.
Поначалу Василию казалось, что это не что иное, как конфликт поколений, непримиримость рабочего класса и интеллигенции, антагонизм науки и советского производства. Но потом понял, что это лишь ширма или завеса скрывающая неприятие человеческого естества.
Кузьмич опираясь на свой богатый житейский опыт всех людей делил на группы по очень странным признакам, на которые, кроме него, никто внимания не обращал. Василий считал, и так его учили в школе и в армии, основными критериями являются отношение человека к труду, к окружающим его людям. Кузьмич вроде бы с этим соглашался, только объяснял:
– Ты знаешь,
