ввести в заблуждение следствие. Он говорил, что помнит, как пришел в ресторан на встречу, а потом сознание вернулось только в камере предварительного задержания, где он узнал о случившемся. Странно, но я ему верил, хотя это никак его не оправдывало. На место убийства я тоже съездил, там было все залито кровью. Водолазы искали труп неделю, но не нашли, должно быть, течением унесло вниз по Дону. В суде мотивом убийства назвали тот злополучный договор, который якобы подделал Свирский и которым шантажировал его Фроленко. У прокурора все очень складно сложилось, плюс свидетельница, любовница Свирского…
– Это та, которая увела его из семьи?
– Совершенно верно. Красивая! Даже слишком, – продолжал Марк, – любила глубокие декольте, а показывать там было что. Она присутствовала в ресторане в день убийства, как ни смешно это звучит – была единственной, кто хоть что-то помнит и может рассказать. Детали преступления восстановлены исключительно с ее показаний, она и полицию вызывала на место. Мне поручили это дело из-за его простоты, несмотря на тяжесть преступления. Вина подозреваемого была доказана и ни у кого никаких сомнений не вызывала, а моя основная задача состояла лишь в том, чтобы присутствовать на всех следственных действиях и в суде – набираться самостоятельного опыта, так сказать. Никому еще не признавался, – вздохнул Марк, – но тебе расскажу: в тот период внешне я выглядел как всегда, а вот внутри меня зародилось сомнение, которое не давало мне покоя ни днем, ни ночью. Не мог я понять, зачем Свирский подделал этот договор, ведь подделка быстро вскрылась и он был загнан в угол шантажом.
– Получается, он сам сделал на себя компромат в виде этого договора?
– Получалось, что так. Фроленко на этом решил сыграть и получить долю в его бизнесе. Уже потом, когда шел суд, я несколько раз спрашивал Свирского, зачем он так сделал, и каждый раз он говорил, что не подделывал подпись, сам Фроленко в его присутствии расписывался в документе, а потом отказался и обвинил его в подделке.
– А не мог Фроленко подделать сам свою подпись?
– Визуально его подпись была похожа на оригинальную, графолог делал заключение исходя из наклона, степени нажатия на ручку, выработанности почерка, эти нюансы не заметны даже самому расписывающемуся. Если я точно помню, то тот договор составлен на двадцати двух листах, и на каждом листе стояла подпись Фроленко, и все это в двух экземплярах. Получалось больше сорока росписей, и каждую досконально исследовали. Понимаешь, почерк – это своего рода привычка, за которую отвечает определенная часть мозга, и эту привычку мы не в состоянии контролировать, она неосознанная. Графолог мне рассказал, если бы даже Фроленко попытался изменить такие неуловимые особенности своего почерка, у него могло это получиться один, два, пять раз, но не сорок четыре раза подряд, где-нибудь его же мозг его бы и выдал, воспроизведя привычный нажим, наклон, округлость и т. д. Наверное,
