было холодно, ветрено, а вспотела я потому, что долго искала выход. Отчаялась его найти, разнервничалась и вспотела. А потом замерзла. Здесь, наверное, от дома идет тепло: за день он нагрелся на солнце, теперь двор обогревает, как печка, которую с утра протопили. Я слышала, не знаю уж когда и при каких обстоятельствах, что печка ценится по тому, как долго может держать тепло.
Ни одно окно не светится. Все давно уже спят. И я могла бы спать. Да я и хочу спать. Надо только найти в себе силы, подняться и лечь…
Совершенно не помню, как я вчера добралась до дому. Как жаль, что у меня нет собаки – она бы меня встречала звонким, радостным лаем. Она бы мне радовалась даже пьяной, хотя, я знаю, собаки пьяных не любят.
«Хорошо бы собаку купить». Какая хорошая строчка! Всегда мне нравилась.
Собака бы меня поняла. Во всяком случае, получше этого таксиста. Если бы у меня была собака, мне не пришлось бы по барам таскаться – я бы ей все рассказывала.
Если бы у нас была собака, Максим бы не умер. Она просто не дала бы ему выброситься из окна. Вцепилась бы зубами в штаны и ни за что не отпустила…
У нас никогда не было собаки. У нас и ребенка никогда не было.
Макс вот здесь лежал. А женщина, которая так страшно кричала, стояла возле скамейки, на которой сейчас сижу я. Наверное, она тоже на ней сидела. Думала о чем-нибудь хорошем – и тут тело из окна летит…
Она так кричала, так ужасно кричала!
Надо бы мне все же идти домой. В мой дом без собаки, без ребенка, без мужа.
Я не знаю, кто вызвал тогда «Скорую». Может быть, та женщина, которая кричала. Наверное, она живет в нашем доме, раз сидела на нашей скамейке в нашем дворе. Был непоздний вечер семнадцатого сентября – или восемнадцатого? – я никогда точно не помнила дату нашей свадьбы, а теперь буду путать дату смерти Макса. Похоронами не я занималась – все это время я была под опекой Марины. Откуда мне было знать, что сестра моя – главный мой враг?
В лифте так накурено. Странно, кто мог прокурить лифт среди ночи? Тем более что, пока я сидела на скамейке, никто не выходил из подъезда.
Ну и черт, ну и ладно. Вот наконец моя дверь. Куда подевались ключи? Дурацкая сумка, надо купить другую. И собаку. И… подкупить персонал…
Я поняла! Я наконец поняла, в чем заключается суть моего пьянства! В ожидании. В ожидании смерти. В ожидании сообщения о смерти. Марина, несомненно, умерла. Конечно, умерла! Не могла она не умереть! Ее смерть – это просто логично. Она это и сама понимала, раз рассказала о них с Максом. Ее рассказ – предсмертная исповедь, вот что это такое.
Зачем я телефон все время, целых шесть дней, держала выключенным? Мне, наверное, не раз звонили, чтобы сообщить. Выключила, потому что боялась услышать? Да ведь я же хочу услышать! Хочу, чтобы она умерла.
Ребенка мне, разумеется, отдадут. В крайнем случае придется подкупить персонал. Да нет, отдадут и так.
Завтра же позвоню в больницу! Жаль, что нельзя сегодня.
Мама возражать не станет: ей ребенок ни к чему, у нее уже есть ребенок – обожаемый муж-мусипусик. Терпеть его не могу! А впрочем, теперь
