заключили выгодное для обоих соглашение: он предоставляет мне кров, поселив под крышей амбара, я вместо оплаты жилья чиню обувь семьи, седла лошадей, упряжь быков и всю бесчисленную утварь, какая только найдется на ферме. С течением лет профессия приучила меня, помимо ремонта сапог или там башмаков, самостоятельно справляться с починкой любых инструментов, которые каждый день нужны сапожнику, и поддерживать их в нормальном состоянии. Так, я овладел приемами работы с металлом, деревом, камнем и управлялся с ними с тою же ловкостью, с какой резал, шил или прибивал кожу, с тех пор я мог починить жернов, ножницы, лопату, плуг…
Простожан относился ко мне как к третьему сыну, приглашал за семейный стол столько раз в день, сколько садились они сами. Впрочем, он и трудиться меня заставлял наравне с родными своими детьми, чтобы, как говорилось, я не дармоедничал и отрабатывал свой хлеб и кров. А заметив, например, что петуху больше не удается выдернуть меня из постели, он, не скрывая злорадного удовольствия, «доверил» мне утренний уход за коровами.
22
Вскоре на нашу местность обрушилась невиданная засуха. За несколько недель обычно черная и влажная земля сделалась светло-коричневой, а из-за возникавших то и дело пылевых бурь она выглядела словно бы изрытой. Злаки и лаванда, которым не хватало воды, больше не тянулись ввысь, они гнули головки к земле, и цвет их стеблей все менялся и менялся, становясь из зеленого желтым…
Сыновья Простожана, до начала вселенской суши пропадавшие в поле с рассвета до сумерек, сидели теперь целыми днями на террасе и смотрели, как гибнет их урожай.
В редкие вечера, когда за ужином не царило молчание, непременно заходил разговор о засухе, и больше уже ни о чем не говорили. Простожан, понимавший, что вот-вот должен начаться сбор урожая, опасался разрушительных последствий этакой суши, дождей ведь уже бог весть сколько суток не было, и фермер очень хорошо представлял себе масштаб убытков. Он потеряет все! Как его семья переживет зиму без зерна и овощей? Чем тогда кормить скотину? Сможет ли он оправдаться перед богатыми арлезианскими виконтами, ссудившими ему денег на покупку семян и пополнение стада?
Однажды вечером Простожан объявил, что я должен немедленно покинуть ферму и снова отправиться в путь – это позволит семье сберечь хоть какие-нибудь съестные припасы. Меня застали врасплох, и я ответил: в случае, если засуха продлится еще два дня, на рассвете третьего закину в повозку свое барахло и направлюсь к Марселю. А потом, в порыве безрассудного оптимизма, пообещал, что завтра же обязательно хлынет дождь. Сотрапезники, естественно, встретили мое предсказание недоверчивыми взглядами.
Вернувшись после ужина в амбар, я вынул из потайного кармана манускрипт, положил на колени и уставился на него так, будто вижу впервые и стараюсь запомнить каждый шов. Словом, я долго колебался, не решаясь развязать ремешок. Но скоро смирился с очевидным: если не решусь – Простожан и его семья разорятся, а сам я буду обречен на новые скитания.
Что
