с семи здесь.
– С документами в комитетах проволочка была, еле вырвался, – чтобы от нее отцепиться, я за почти три года работы в Конторе никогда не выдумывал особо оригинальных отмазок. «Работа с документами» или «только из библиотеки» универсально работали как на моего шефа, так и на любого начальника отдела, в том числе и на уборщицу. Мы все знали, что я вру, но делали вид, что так и было на самом деле.
Если за целый месяц я не смог запомнить, как звали моих соседей по комнате, хотя знал точно, что один из них Сэрожа, а другой Мыкола, то в случае с уборщицей я даже приблизительно не знал ее имени и отчества. Она была просто уборщицей.
– Пришла с ведром, а воды набрать забыла. Только сейчас я заметил, что она зашла в кабинет с пустым ведром. Я тут же вспомнил вчерашнюю бабку, которая переходила мне дорогу тоже с пустым ведром. И тут же отметил, что уборщица, как и та бабка, тоже одета во все черное, какую-то серовато-черную кофту, черную юбку и черные же колготы.
– Что это у вас такое траурное одеяние, во все черное оделись? – Я постарался это сказать непринужденно, вроде как в шутку.
Уборщица остановилась с ведром в дверях и посмотрела на меня с каким-то странным непониманием:
– Я уже второй месяц так хожу, Виктор Николаевич. Мужа схоронила в прошлом месяце. – Она еще несколько секунд постояла в дверях, ожидая от меня каких-то слов соболезнования, но, так ничего и не дождавшись, пошла за водой.
Получилось как-то некрасиво. Впрочем, сам виноват. Мужа, значит, схоронила, как-то не хотим мы замечать чужого несчастья, а оно вот, рядом ходит. Пока я раздумывал, как сгладить дурацкую ситуацию, в которую сам же и угодил, вернулась уборщица с ведром воды и молча принялась мыть пол. Меня смущало, что я не знал, как ее зовут, потому что хотел обратиться к ней с одним, на мой взгляд, важным вопросом. Наконец я решился.
– Да, моя бабушка тоже похоронила мужа в прошлом году, тоскует по нему. Хороший у меня дед был, – мысленно я попросил у деда прощения, потому что он если и нездоров, то уж точно не умер, но как-то надо было зацепиться за разговор и задать-таки свой вопрос. – А как вашего мужа звали?
Уборщица перестала мыть и удивленно посмотрела на меня. Она все никак не могла понять, чего это я с ней за пятнадцать минут понедельника наговорил больше, чем за последние полгода.
– А вы, Виктор Николаевич, хоть знаете, как меня зовут? Или вам сегодня поболтать не с кем? А вы знаете, что я в школе проработала больше, чем вам лет? – Тут она начала плакать, чего я совсем не ожидал. Я окончательно растерялся и сидел весь бледный. А уборщица все не унималась. – Сорок пять лет корячусь, работаю не покладая рук, и никто спасибо не скажет, на Восьмое марта даже открытки не подарит. (При этих ее словах я окончательно почувствовал себя подонком, 8 марта было месяц назад, и я мог, действительно, подарить ей хотя бы шоколадку.) Зато начальников полный рой, каждый норовит упрекнуть, накричать… Что же это, господи-боже, делается
