может позволить себе с женским полом больше, чем себе надо позволять, и если у него бывают дети, то на сто процентов выродки и биллиардисты. Это я вам сказал замечание из жизни…"
(Исаак Бабель, "Закат")
Курица – все-таки птица. Еврейская
"…Бабушка купила пестренькую, молодую курицу и понесла ее за ноги, связанные белой тряпочкой, и Давид шел рядом и хотел ладонью помочь курице поднять повыше бессильную голову, и поражался, откуда в бабушке взялась такая нечеловеческая жестокость…
Они зашли во дворик, к ним вышел старичок в ермолке, и бабушка заговорила с ним по-еврейски. Старичок взял курицу на руки, стал бормотать, курица доверчиво кудахтнула, потом старичок сделал что-то очень быстрое, незаметное, но видимо, ужасное. Он швырнул курицу через плечо – она вскрикнула и побежала, хлопая крыльями, и мальчик увидел, что у нее нет головы, – бежало одно безголовое туловище, – старичок убил ее. Пробежав несколько шагов, туловище упало, царапая сильными молодыми лапами землю, и перестало быть живым…"
Каждый раз, когда я дохожу до этого места в романе "Жизнь и судьба" Василия Гроссмана[29], я вспоминаю, что почти то же самое было и со мной.
Раз в неделю мать, сохранившая довольно смутное воспоминание о еврейской традиции, покупала живую курицу, держала ее несколько часов на балконе, а затем резала одним ловким движением, переняв это искусство у еврейских резников из ее родного городка Прилуки – в свое время ей доводилось часто видеть их за работой.
Примерно лет до четырех я по своей наивности не подозревал, что же происходит потом с живой курицей, и с аппетитом ел свежий куриный бульон и все ту же фаршированную курочку. Но однажды я увидел мать за ее "страшной" работой и, когда она в очередной раз принесла домой живую курицу, и отпустила ее попастись на балконе, я тайком прокрался к пеструшке, долго гладил ее по перьям, а потом решил спасти ее от неминуемой участи. Отвязав курицу, я поднял ее на руки и… выпустил на волю с нашего третьего этажа обычной городской квартиры.
Курица жалобно кудахтнула, камнем полетела вниз и упала прямо на проходившую рядом с нашим домом автотрассу. Через минуту какой-то "жигуленок" превратил ее тельце в кровавое месиво…
С того дня мать никогда больше не приносила живых кур, а ко мне вскоре снова вернулся аппетит, с которым я и потреблял цыпленка-табака, курицу с картофелем, цимес с курицей, куриный гуляш и прочее, прочее, прочее, – как я уже говорил, еврейские блюда из курицы вполне могут составить отдельную кулинарную книгу.
Я люблю их все – люблю, когда хрустит жареная корочка цыпленка-табака, секрет приготовления которого мы позаимствовали во время жизни на Кавказе, люблю белое, отслаивающееся кусками, пропитанное соком мясо курицы, фаршированной картошкой, люблю пряный привкус куриного гуляша… И именно с рецептами некоторых из этих, самых любимых мною блюд из курицы я и хочу вас сейчас познакомить.
Курица, фаршированная картошкой
1. Отварите 3–4 средней величины картофелины,
Василий (Иосиф) Гроссман (1905–1964) – выдающийся советский писатель. Первый опубликованный Василием Гроссманом рассказ "В городе Бердичеве" (1934) посвящен трагической судьбе еврейского местечка в годы Гражданской войны. В годы Великой Отечественной войны Гроссман в своих очерках и новеллах "Старый учитель", "Украина без евреев", "Треблинский ад" пытался донести до читателя правду о Катастрофе еврейского народа и о причастности украинцев и поляков к уничтожению евреев. Тогда же вместе с Ильей Эренбургом (см.) Гроссман подготовил к печати "Черную книгу" – сборник свидетельств и документов об уничтожении евреев на территории СССР и Польши. Набор этой книги был уничтожен в 1948 г. и сохранившаяся рукопись была издана в Израиле лишь в 1980 году. Изданные на Западе и, значительно позднее, в СССР роман Василия Гроссмана "Жизнь и судьба" и повесть "Все течет" были оценены критикой как самые значительные произведения мировой литературы о Великой Отечественной войне и о годах сталинизма, преломленные через судьбу советской еврейской интеллигенции того времени.
