драгоценностей, чтобы решить денежную проблему. Оклад повара в «Эдельвейсе» уж точно не спас бы ее от финансового краха. А уж если она действительно вляпалась в какую-нибудь историю, где понадобилась крупная сумма, то вряд ли она отказалась от помощи самого Бобрищева. Не тот случай. Вот и получалось, что в «Эдельвейс» она устроилась, чтобы насолить бывшему любовнику. Из гордости. Из каприза. Чтобы что-то доказать. Но это ее личное дело и никого, кроме нее и Бобрищева, не касается.
Юля спросила, не слышал ли кто о том, что Зоя собирается сделать себе стрижку.
– Да, – ответили ей, – она собиралась постричься, но никак не могла решиться. Мы ей даже давали примерить парик с короткими волосами. Она надела его и помолодела лет на десять.
– А где она собиралась стричься?
– Она сказала, у нее есть свой мастер. Мы живо обсуждали этот вопрос, потому что уж больно жалко было отрезать такие волосы… Спрашивали ее, что она собирается делать с отрезанными волосами, а она рассмеялась и сказала, что продаст их за тысячу долларов. Вот и все.
Юля очень осторожно расспрашивала девушек, не тошнило ли Зою и не говорила ли она о беременности. На этот вопрос никто ничего не ответил. Стало ясно, что Зоя скрывала свою беременность.
После всего услышанного Юле захотелось увидеться с подругами Пресецкой, чтобы окончательно выяснить, с кем именно встречалась Зоя в последнее время, с кем могла пообедать в день убийства, зачем ей понадобилось устраиваться поваром в «Эдельвейс» и кем мог приходиться ей мужчина в потертом костюме. Она посмотрела на часы – Игорь уже наверняка беседует в агентстве с Холодковой и Званцевой. Она попрощалась с сотрудниками «Эдельвейса», вышла на крыльцо и вдохнула холодного воздуха. Было свежо, пахло опавшими листьями и почему-то снегом, которого не было… Приятный сладковатый арбузно-январский запах. «Скоро зима…»
Евгения Холодкова была вся в черном. Осунувшееся бледное лицо, большие запавшие глаза и тонкая полоска темно-красных губ. Аромат незнакомых духов, трансформируясь в воздухе и смешиваясь с каким-то другим запахом, возможно, кофе, превратился в довольно неприятный жирный и лекарственный дух. «Кусочек льда и рассудка» – вспомнились Юле слова Иры о подруге.
Женя оказалась еще более некрасивой, чем Юля предполагала. Таким женщинам-подросткам ничего другого не остается, как устраиваться в жизни самостоятельно – мужчины не видят в них женщин, не хотят их, а потому на них не распространяются их щедроты. Непонятно только, как могли ладить Зоя и Женя, два антипода. При всем уме и таланте казаться счастливой Холодкова не могла не завидовать Зое. А Ира говорила, что «Женька обожает Зою».
– Вы не знаете, когда можно будет забрать Зою из морга?
Это был первый вопрос, который Холодкова задала Юле. Она действительно была деловой женщиной, и практическая сторона события, приведшего ее в частное сыскное агентство, интересовала ее не меньше, чем постигшее горе.
– Вы
