необычная.
– Ты опять курила травку? – устало спросил он ее. Сил ругаться и скандалить уже не было.
А она в ответ загадочно, как Мона Лиза, улыбнулась, глядя куда-то вдаль, сквозь него, передернула плечами и, уже не таясь, сказала:
– Поддерживаю необходимый уровень эмоционального комфорта.
– Кучеряво изъясняешься, – хмыкнул в ответ Евгений. – И каков же он, необходимый уровень?
– У каждого свой, – Маринка сверкнула глазами. – Не сидеть же мне дома, проливая слезы над твоими проблемами. Так и свихнуться недолго.
– Разве мои проблемы – не твои проблемы?
Марина удивленно подняла брови, как бы говоря: ты это о чем? И подытожила разговор:
– Поэтому, дорогой мой, чем больше проблем, тем и уровень комфорта должен быть выше.
«Значит, я не вошел в ее уровень этого самого комфорта, – мысленно заключил Крутилин. – А ведь я любил ее, угадывал любое ее желание, ни в чем ей не отказывал: хочешь такое платье – пожалуйста, хочешь путешествие – получи, устаешь – не работай, хочешь любви – я могу ночь не спать… Ведь мы были счастливы, я помню ее счастливые глаза, такое нельзя разыграть. И вот сегодня, именно сегодня, когда и грех-то о ком-то плохо думать, узнаешь, что твоя любимая с другой женщиной… Какая мерзость!»
Он поднес к глазам руку с часами. Старая, купленная еще в начале девяностых фальшивая «Монтана» светилась в полутьме зеленоватыми палочками. «Сколько лет, а часы все никак не сломаются, не хотят, видимо, уступать свое. На важные деловые встречи, где «встречают по одежке», он, конечно, надевал другие часы – золотую «бочку» от «Патек-Филипп», но в неформальной обстановке хранил верность старой доброй псевдо-«Монтане». Приятели время от времени поддевали его, но он отшучивался: эти часы, мол, прошли с ним огонь и воду, и негоже отказываться от старого друга, который столько лет служит верой и правдой… Почти минуту Лохнесс тупо смотрел на циферблат, пытаясь понять, который же теперь час. Ему показалось, что стрелки не двигаются, время остановилось. «Черт, и часы меня предали. Даже часы!..» От этой мысли, пронзившей насквозь, стало не по себе. Он замер на какое-то время, а потом снова резко поднес часы к глазам. Минутная стрелка передвинулась, и Женя ясно увидел, что сейчас четверть десятого.
Внезапно он почувствовал, что не может больше сидеть на месте. Выскочил из джипа, резко захлопнув дверцу, со злости пнул колесо соседской «Тойоты», припаркованной слишком близко, и побежал прочь от дома, в котором его жены, обкурившись травкой, предавались любви. Он шел не разбирая дороги, не подымая глаз. Его шаг был стремительным, как будто он куда-то опаздывал. Иногда он срывался почти на бег, мчался, не замечая, что разговаривает сам с собой:
– Что происходит? Почему все так плохо? И почему все против меня?
Мимо пронеслась подержанная «девятка» с тонированными стеклами, и Крутилина обдало, как холодной водой, звучащей из динамиков песней:
