зашел – а у нее свет везде погашен. Пришел с утра – птица не выпущена из курятника и двор сухой, видно, что водой не обрызгивали и не подметали. Постучался в дверь – не открывает.
– Ну, может, спит еще.
– Может, и спит. Я чего хотел попросить, Ованес. Пусть Ясаман сходит к ней, узнает, как она там.
– Она травы заваривает. Закончит – сходит. Но вообще, – проговорил со значением Ованес, – я бы на твоем месте сам это дело до конца довел, раз, слава богу, все-таки решился.
Василий почесал затылок, снова взвалил на плечо косу.
– Пойду постучусь еще раз.
– Косу хотя бы оставь. Ходишь с ней, как привязанный. Никуда она не денется, потом отнесешь.
– Нет, я лучше так.
– Нуда, с инструментом сподручней женихаться.
– Чего?
– Говорю – удачи. Зайди потом, расскажи, чего там у тебя вышло.
Дождавшись, когда Василий скроется за калиткой, Ованес нацепил трехи, заправил внутрь шнурки, чтобы не путались под ногами, и заторопился в подсобку – к жене. Ясаман как раз процеживала через марлю в бутыль темного стекла остывший отвар. В комнате крепко пахло сухими травами и кизиловой самогонкой, на которой она неизменно настаивала лечебные снадобья.
– Слышишь, Ясаман. – Ованес тщательно притворил за собой дверь, чтобы не пропустить в помещение губительные для настоек солнечные лучи.
– С кем это ты там разговаривал?
– С Василием. Говорит – Анатолия ему дверь не открывает.
– Как это не открывает?
– А вот так. Видно, косы испугалась.
Ясаман замерла с ситечком в руке.
– Какой косы?
– Той косы, с которой он к ней в гости заявился. Надоело ждать, пока она проникнется к нему благосклонностью, вот и пришел с инструментом. Мол, откажешь – головы не снесешь.
Ясаман фыркнула, покосилась на мужа. Тот с невозмутимым видом рассматривал на просвет бутыль с отваром. Потом поставил ее обратно на полку, хмыкнул.
– Собирался идти поливать табак, но придется дождаться возвращения Василия. Хочется знать, чем все закончится.
– Хоть бы он ее убедил, – вздохнула Ясаман.
Глава 3
Каждый раз, когда отец, припадая на левую ногу и делая резкий, широкий замах правой рукой, скашивал новый ряд травы, Анатолия видела, как напрягаются под архалуком и заправленными в голенища сапог брюками его мышцы. «Поди неудобно работать, когда одежда так плотно прилегает к телу», – подумала она. Шел дождь – сильный, но на удивление легкий, лил, словно сквозь проходил. Анатолия подставила ладони, ощутила его прикосновение робким дыханием теленка Груши, которому в детстве каждое утро приносила морковки, – съев угощение, теленок ласково дышал ей в ладони и глядел большими влажными глазами в пушистых белесых ресницах.
– Гру-у-ша, – умилялась Анатолия, – Гру-уша.
– М-ы-ы-у, – отвечал, вздрагивая большими
