льшой привокзальный поселок, единственной достопримечательностью которого служила железнодорожная станция. Настолько маленькая, что даже названия не имела, а довольствовалась указателем километра – 113.
На запасном пути стоял необычный вагон, ведомый видавшим виды дизельным тягачом. Его необычность заключалась в забранных железными листами окнах, и только по слабому свету, выбивающемуся из узких окошек под крышей, можно было понять, что внутри кто-то есть. Это был пассажирский вагон, переделанный в спецтранспорт для этапирования заключенных.
Почему для таких целей не использовался настоящий «столыпинский» вагонзак, немногочисленным местным жителям, как и сопровождавшим состав бравым сотрудникам Управления исполнения наказаний Украины, было неизвестно. Да и вряд ли те и другие задавались подобным вопросом. Ведь, когда каждый вечер пятницы поезд, следовавший в обход основных железнодорожных линий, подходил к станции, находились дела поважнее – конвоирам предоставлялось не больше четверти часа, чтобы размять затекшие ноги и купить в местном магазине несколько литров дешевой водки, а сельчанам выпадала возможность передать «с оказией» какую-нибудь посылку городским родственникам или знакомым.
Конечно, подобные остановки являлись серьезным нарушением режима и правил, которые, «в целях соблюдения общественной безопасности», предписывали безостановочное передвижение состава. Но условности не смущали начальника конвойной группы. После пятнадцати лет службы он хорошо знал, что заключенные если и совершают редкие попытки к бегству, то при погрузке-выгрузке на этап. А побег из камеры «столыпина», пусть и не совсем настоящего, – это уже из области фантастики. Еще никому на его памяти такого не удавалось. Почему бы и не остановиться?
До отправления поезда оставались считаные минуты, но ждали одного из конвойных, который почему-то задержался. Его товарищи уже начинали нервничать, когда за деревянным зданием вокзала послышался рев мотора и из влажной осенней темноты под свет одинокого фонаря вынырнул милицейский «УАЗ».
Лихо подкатив к локомотиву, автомобиль остановился, из него выскочил задержавшийся уиновец и полез в вагон. Через минуту в дверях тамбура появился начальник конвоя. Сойдя на землю, он неторопливо подошел к «УАЗу», заглянул в кабину, а потом быстро открыл дверь и сел на заднее сиденье.
Из машины послышался приглушенный разговор.
– …Взяли на рассвете… в Киев… особой важности… срочно!..
– А кто?..
– Не твое дело… с твоим начальством согласовано… головой и погонами!..
– Так точно…
Наконец начальник конвоя вылез из машины. Вслед за ним появились два широкоплечих оперативника, и последним из «УАЗа» выбрался грузный майор.
Вся компания правоохранителей направилась к задней двери, где находился «обезьянник» – отсек для перевозки задержанных. Когда оперативники встали с боков автомобиля, майор отворил дверь и скомандовал:
– На выход!
Пригнувшись, из «обезьянника» вылез невысокий мужчина в черной вязаной шапочке, потертой камуфляжной куртке и засаленных синих джинсах. Встав во весь рост, он постарался размять затекшие кисти рук, скованные наручниками за спиной, а потом, оглядевшись по сторонам, без особой злости посмотрел на майора и презрительно процедил:
– Мусор!
– Да пошел ты! – зло огрызнулся тот. – Грузите его!
Последние слова были адресованы оперативникам, которые, схватив арестованного под локти, повели его к «столыпину». Начальник этапа заспешил следом, успев козырнуть майору на прощание.
Лязг дверного замка и последующий скрип решетки-отсекателя прозвучали неожиданно громко, заставив двух обитателей камеры недовольно обернуться на шум.
Конвоир втолкнул внутрь нового пассажира.
– Принимайте пополнение, граждане уголовнички!
Когда «пополнение» сделало еще один шаг вперед, конвоир закрыл отсекатель и добавил:
– До отхода поезда не курить. Учую – в туалет пойдешь только завтрашним вечером. Усек?
– Да. – Голос арестанта не выражал никаких эмоций.
– Тогда располагайся.
За спиной новенького хлопнула тяжелая железная дверь.
Угрюмо осматривая тесное помещение, новый пассажир остановил взгляд на маленьком, размером не больше ладони, зарешеченном окошке, из-за которого виден свет единственного на весь здешний перрон уличного фонаря. Там свобода. А здесь?
Здесь вмонтированные в стену трехэтажные нары. На первом ярусе сидят двое и не без интереса смотрят на него, нового соседа, которому ранее в подобной обстановке бывать не приходилось. Вот и приплыл.
В
