с руганью среди ночи, он, бывало, повернется к ней спиной и захрапит. Это были два его защитных средства против злых нападок миссис Джеймс, и к первому из них он и прибег сейчас, услышав приведенные выше слова супруги.
Бедная Каролина не могла, как ее отец, спастись бегством, она была принуждена сидеть на месте и слушать; и боже ты мой, до чего красноречиво распространялась миссис Ганн о неподобающем поведении дочери! Услышав первую филиппику, мистер Фитч решил, что Каролина – чудовище. Она и нерадива, и угрюма, и всех презирает, да и грязнуха к тому же! На этих ее пороках миссис Ганн клятвенно настаивала, возгласив, что Каролина своим злонравием сживет ее со света, и, в заключение, грохнулась в обморок. Перед всеми этими изобличениями мисс Каролина стояла безмолвная, тупая и безучастная; мало того, когда дошло до обморока и миссис Ганн упала навзничь на диван, бесчувственная девчонка поспешила удалиться, благо можно, даже не подумав, что надо бы пошлепать мать по ладоням, поднести ей пузырек с нюхательной солью или хоть дать для подкрепления стакан воды.
Вода была под рукой: мистер Фитч, когда у мадам начался приступ, первый в его присутствии, сидел в гостиной у Ганнов и заканчивал портрет миссис Ганн, – и он кинулся к ней со своим стаканом, но мисс Линда закричала:
– Стойте! В воде полно краски! – и прыснула со смеху.
Тут миссис Ганн сразу пришла в себя, вскочила, повела бессмысленным взором и вышла вон.
– Вы не знаете маму, – сказала мисс Линда, все еще хихикая. – Она только и делает, что хлопается в обморок.
– Бедняжка! – воскликнул Фитч. – Очень нервная, да?
– О да, очень! – ответила девица, плутовски переглянувшись с мисс Беллой.
– Бедная женщина! – продолжал художник. – Мне ее жаль от всей души. Разве не сказал бессмертный эвонский бард, что хуже, чем укусы злой змеи, детей неблагодарность? А это правда, сударыня, что эта молодая особа бич для всей семьи?
– Бич? Чепуха! – отрезала мисс Белла. – Господи, мистер Фитч, вы не знаете маму. На нее иногда находит.
– Так, значит, это все неправда? – воскликнул простодушный Фитч. На что ни та ни другая девица на словах ничего не ответили, а почему они посмотрели друг на дружку и расхохотались обе враз, художник понять не умел. Он удалился, раздумывая о том, что видел и слышал, и, будучи по природе очень впечатлительным, безоговорочно поверил всем обвинениям, высказанным бедною милою миссис Ганн, и решил, что ее дочь Каролина ничуть не лучше чем твоя Регана или Гонерилья.
Однако же пришла пора, когда он уверовал, что она самая чистая, самая добрая Корделия; и о том, как и почему Фитч изменил свое мнение, мы расскажем в третьей главе.
Глава III
Обед не хуже, чем у благородных; и некоторые происшествия в том же благородном духе
Письмо мистера Брэндона к лорду Синкбарзу произвело, как мы видели, большое впечатление на семейство Ганнов; впечатление, еще усугубленное последующим поведением
