проворно выскочил, распахнул дверцу. Оттуда пахнуло дорогой скрипучей кожей. Лицо шофер сделал вышколенно незаинтересованное.
– Долго вас ждать? – раздался изнутри недовольный голос Коптельцева.
Зайцев и Крачкин вопросительно глянули друг на друга. Уставились на «игрушечку», которая и не снилась простому ленинградскому трудящемуся. В ГПУ таких авто тоже не водилось.
«Паккарды» использовались в правительственном гараже.
3
На улицах темнота. Кое-где фонари, но именно что кое-где. Мимо дребезжали трамваи, с подножек свисали черные гроздья – не все поместились внутри, но всем хотелось ехать. В освещенную пасть кинотеатра валила публика.
Зайцев иронически подумал, что для него сегодня день знакомства с автомобильными возможностями ленинградских властей: начался в гэпэушном «Форде», а заканчивается – в ленсоветовском «Паккарде».
Коптельцев молчал. Пухлые щеки подрагивали, когда автомобиль потряхивало на мостовой. Крачкин сидел, хмуро отвернувшись к окну. На их красавец-автомобиль глазели. Вырвавшись на Суворовский проспект, шофер несколько раз нажал на клаксон – лихости ради. «Паккард» издал олений крик. Крачкин задвинулся поглубже и подальше от окна. Зайцев невольно сделал то же.
«Паккард» притормозил перед воротами Смольного. Шофер в окно подал пропуск.
В былые времена здесь помещался закрытый интернат – Институт благородных девиц. С тех пор здание стало куда более закрытым. У офицера на проходной холодной сталью блестел пистолет. Часовой был с винтовкой. Во дворце заседало городское правительство.
«Паккард», качнув нарядным рылом, перекатился за ворота и лихо по дуге вырулил к главному подъезду. Черный памятник Ленину, казалось, вышел встречать гостей. Плечи и голова мокро блестели. Здание и памятник подсвечивали прожекторы.
Опять часовой с винтовкой. Зайцев догадывался о том, что за мысль промелькнула на лице Крачкина. Тот ведь застал старые времена, мог сравнить с нынешними. Мог сам увидеть: ленинградских правителей охраняли от благодарного народа куда строже, чем в императорской столице – девичью честь барышень-институток от их собственного романтического воображения.
Крачкин выпал направо. Налево Коптельцев ловко выкатил из автомобиля свое пухлое тело.
Зайцев выскочил следом, захлопнул дверцу. Он хотел спросить Крачкина – тот уже стоял на сырых ступенях, разглядывал памятник Ленину, бросавший на здание гигантскую тень. Но едва Зайцев двинулся к нему, тотчас отошел.
И это снова неприятно удивило Зайцева. Он сам не знал почему. Охота разговаривать пропала.
Они трое теперь словно играли, кто кого перемолчит.
В тепле Смольного застывшие ступни Зайцева сразу отогрелись и зверски заболели. При каждом шаге сырые туфли чавкали. По малиновым коврам, мимо множества дверей, портретов вождей, лозунгов и часовых раскормленный дежурный провел их на нужный этаж.
Все это было настолько нереально
