и один короткий. И тут же придумал шутку – спросить учительницу музыки, почему так, а не пьеса посложнее.
Дверь Заботкина открыла сама.
– Это вы товарищ из милиции? – благоговейно-пугливо спросила она.
И Зайцев раздумал шутить.
Заботкина походила фигурой на большую бледную сыроватую грушу. Чуть растрепанные волосы собраны в узел. Круглые очки с глазами-рыбками. Зайцев отметил смутное сходство с товарищем Крупской.
– Зайцев, следователь.
– Проходите, товарищ. – Голос у Заботкиной оказался тихим и сыроватым, как она сама.
Комнату Заботкиной он услышал сразу. Спотыкающиеся звуки пьески «К Элизе» пробирались по темному коридору до самой входной двери. Товарищ Заботкина пропустила Зайцева в коридор, по которому все плелась и спотыкалась «Элиза». И загадочным шепотом добавила:
– Я сразу поняла, что это вы.
На дверях в комнату Барановой со вчерашнего дня висела коричневая печать на шнурочках. Зайцев отвернулся.
Большую часть в комнате у Заботкиной занимало пианино. Пыточный инструмент. Очередной жертве на вид было лет десять. Девочка растопыривала пальчики. Над коротко срезанными волосами непонятно какой физической силой удерживался огромный бант.
– Валя, опусти локти, – коротко приказала учительница, испуганно глянув на Зайцева. Он жестом показал «ничего-ничего».
Зайцев оглядывался, куда бы присесть. Заботкина быстро убрала с тахты продолговатую подушку. Зайцев сел и понял, что это не тахта, а накрытый ковриком сундук. Другой коврик был прибит к стене над ним.
Девочка сбилась, мотнула головой, снова подхватила сползшую петлю мелодии. От этих капающих звуков Зайцеву стало казаться, что за окном не летнее утро, а осенний вечер. Виски сразу налились тяжестью. Учительница негромко вставляла замечания.
Наконец жертва с грохотом отодвинула стул и стала собирать ноты в красную папку с золотым скрипичным ключом.
– Вот, теперь я готова говорить, – тем же сырым невыразительным голосом сказала Заботкина. Села на вертящийся стул спиной к инструменту и сложила на коленях крупные белые руки.
Зайцев подумал, что ладони у нее наверняка холодные и влажные. Как будто давишь какую-то морскую гадину.
– Соседи как, на музыку не жалуются? – с улыбкой спросил он.
– Нет. У нас очень дружная квартира, – произнесла Заботкина, глянув сквозь круглые очки.
«Как-то слишком уж часто они тут все это повторяют», – подумал Зайцев.
– Смешная эта Валя. А кого больше среди учеников, мальчиков или девочек? – дружелюбно поинтересовался он.
Заботкина посмотрела на него с недоумением.
– Я должна проверить свои записи, – серьезно ответила она. Вскочила.
– Да что вы. Я же так, любопытствую.
Он опять улыбнулся. Учительница
