«пресс-хата», малюсенькая каморка на четырех человек. Встать со шконки мог только один, двоим уже было не разминуться.
Не решившись сломать меня физически, кумовья решили взять не мытьем, так катаньем. Для этого был задействован такой козырной ход, как Вор-самозванец, отборный агент оперчасти. Наступление на мою неокрепшую психику велось с нескольких фронтов. В Оренбургском централе были странные порядки. Там следователи не приезжали в тюрьму, а наоборот, подследственных вывозили на допросы в отделы и города области Кувандык, Медногорск, Бузулук, Бугуруслан, Соль-Илецк.
Курский страдал туберкулезом, постоянно харкал в баночку. В моменты приступов, не знаю, насколько они были натуральными, самозванец начинал взывать к моей «босяцкой» совести: «Мишаня, ты же один из камеры выходишь… Ну договорись там с мусорами, что они тебе там шьют? Возьми пару краженок, ты же видишь, Вор без чифира подыхает». При всем сострадании к мукам «старого уркагана» сознаваться в кражах я отказывался. В хорошем настроении Курский, подбоченясь и вставив сигаретку в мундштук, предавался отвлеченным размышлениям: «Скажу тебе, малыш, как старый вор молодому крадунишке… Ведь в чем она, босяцкая доблесть? Ты мусорам скажи: «Вот это мое, это я беру. А чужого мне не шейте… А свое надо признавать…» Но я категорически отказывался брать и свое, и чужое.
Следователем у меня была молодая привлекательная дама Людмила Евгеньевна Демьяненко, на четыре года старше меня. Она нравилась мне как женщина. Мы с ней относительно поладили. Позднее она призналась, что, видя, как я ору на мусоров, она думала, что я псих и ужасно меня боялась. Людмила на допросы приносила мне пожрать и звонила из кабинета моим родителям в Москву. Я в свою очередь признал две кражи и не хулиганил. Но менты-дознаватели под руководством начальника по розыску Витенко не успокаивались и пытались раскрутить по полной программе. Трогать меня они не решались, начинали давить, что я такой-сякой, всех сбил с истинного пути. Я в ответ тут же врубал звук: «Вы сами – узаконенные бандиты! И министр ваш – ворюга, застрелился!» Ментов аж корежило! (Ведь только недавно покончили с собой Щелоков и его жена). Вся надежда у них была на своего спецагента.
В камере на отдушине у потолка болтался обрывок веревки. И этот сексот каждый день начинал гнать на меня жути.
– Сидел тут до тебя крадунишка Коля Зотов. Ему менты вменяли восемь краж. Он ни в какую. Доказали только пять. Пять лет и дали. На приговоре он говорит судье: «Прощайте», а она ему: «До свидания». И его снова сажают в следственную камеру, а не в осужденку. Менты землю рыли и доказали еще три кражи. Ему бац – еще пять. Путем сложения получилось десять. Видишь, веревка висит? Это Зот в петлю полез, когда понял, что мог с ментами договориться и получить всего «пятерку» за восемь краж. Смотри, думай, что бы тебе так же лапти не сплели.
И вот эта канитель продолжалась в течении нескольких месяцев. К счастью, временами меня вывозили на следственные действия в городок Кувандык («Долина счастья» с башкирского). Там я отводил душу
