и дело косясь назад во мрак, словно напуганная лошадь.
– Я уйду, – сказала она, очевидно, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Я уйду. Я не могу оставаться здесь. И вам здесь тоже нечего делать.
– Сударыня, – возразил я, – я ведь еще не выполнил того, ради чего приехал. Я не могу уехать, пока не осмотрю пресс.
– Не нужно медлить, – настаивала она. – Уходите в эту дверь. Там никого нет. – Видя, что я лишь улыбаюсь и качаю головой, она вдруг отбросила всю свою сдержанность и, стиснув руки, шагнула ко мне. – Во имя неба, – прошептала она, – уходите отсюда, пока не поздно.
Но я довольно упрям по характеру, и, когда на пути у меня возникает какое-нибудь препятствие, я загораюсь еще больше и хочу довести дело до конца. Я подумал об обещанных пятидесяти гинеях, об утомительном путешествии и о тех неудобствах, что меня ожидают, если мне придется провести ночь на станции. Значит, все впустую? Почему я должен уехать, не выполнив работы и не получив тех денег, которые мне должны? Может, эта женщина – ведь я ничего о ней не знаю – помешанная? С самым независимым видом, хотя, признаться, ее поведение напугало меня больше, чем хотелось бы показать, я снова покачал головой и заявил о своем намерении остаться. Она было принялась уговаривать меня, но где-то наверху стукнула дверь, и послышались шаги на лестнице. На мгновение она прислушалась, а потом, заломив в отчаянии руки, исчезла так же внезапно и бесшумно, как и появилась.
В комнату вошли полковник Лизандер Старк и маленький толстый человек с седой бородой, торчащей из складок его двойного подбородка. Его представили мне как мистера Фергюсона.
– Это мой секретарь и управляющий, – сказал полковник. – Между прочим, мне казалось, что, уходя, я закрыл эту дверь. Вас не просквозило?
– Наоборот, – возразил я, – это я приоткрыл дверь, в комнате душновато.
Полковник вновь нацелился на меня подозрительным взглядом.
– Пора перейти к делу, – сказал он. – Мы с мистером Фергюсоном покажем вам, где стоит пресс.
– Я, пожалуй, надену шляпу.
– Зачем? Пресс находится в доме.
– Что? Разве залежи сукновальной глины здесь, в доме?
– Нет-нет! Мы только прессуем ее здесь. Да, собственно, какая разница? Нам нужно, чтобы вы посмотрели машину и сказали, в чем неисправность.
Мы поднялись наверх, впереди полковник с лампой, за ним толстяк-управляющий, а потом я. Это был не дом, а настоящий лабиринт – с бесчисленными коридорами, галереями, узкими винтовыми лестницами и низкими дверцами, пороги которых были истоптаны ногами многих поколений. На первом этаже не было ни ковров, ни мебели, со стен сыпалась штукатурка, и зелеными пятнами проступала сырость. Я старался сделать вид, что все это меня мало трогает, но отнюдь не забывал предостережения женщины – хоть и пренебрег им – и зорко следил за своими спутниками. Фергюсон был угрюм и молчалив, но по тем нес
