необходим анальгин – очень болит голова. И я хочу уже уехать отсюда, все равно куда.
Шибуев присвистывает, а я удивленно вскидываю брови.
– Не глупи, Воробышек. Почему вдруг я? – задаю вопрос. – В отличие от меня, Андрей знает, что делает, а вот я в своих действиях не уверен, – хмуро отвечаю на просьбу девушки, стараясь скрыть за холодным ответом неожиданное волнение от ее выбора.
Конечно, мне приходилось в жизни вгонять себе под кожу обезболивающее, и не один раз, но в обращении со шприцом я заметно проигрываю другу. Не может же она этого не понимать?
– Так почему, птичка?
– Потому что он пьян, – сипит девчонка, положив руку себе на горло, – а ты – нет. И потом, Люков, тебе все равно, я знаю, а он… – она оглядывается на обиженно шагнувшего в сторону Андрюху, затем вновь возвращает ко мне блестящий от горячей лихорадки, затуманенный взгляд. – Он смотрит на меня так, как будто он… как будто я… – Воробышек вконец смущается и замолкает. – Неважно.
– Ясно, – выдыхаю я. – Шибуев? – еще секунду смотрю на потупившуюся девушку и поднимаю глаза на друга. Окидываю новым взглядом приятное черноглазое лицо и глупую отвязную улыбку, от которой обычно девчонки сходят с ума. Странно.
– Аиньки? – откликается парень. Лениво отрывает плечи от стены, о которую успел опереться, и сует руки в карманы. Скалит в кривой усмешке рот. – Что? Отворот мне дала сероглазая, да? – спрашивает с неожиданной грустью. – Дядя доктор может быть свободен?
– Что-то типа того, – соглашаюсь я. – Спасибо, Андрей. Думаю, дальше мы справимся сами.
– Ну и ладушки на вас, раз вы такие гордые! Сами, так сами…
Парень подходит к моему столу, отирает ладонью лицо, прогоняя из взгляда хмель, и что-то размашисто царапает ручкой в одном из лежащих блокнотов.
– Держи, Илья, – оторвав лист, складывает его вдвое и протягивает мне. Я молча прячу бумагу в карман. – Здесь список лекарств и необходимый для ингаляций сбор. Плюс краткие рекомендации по применению. Но это после, утром, а сейчас, – говорит неожиданно серьезно Андрюха, оглянувшись на Воробышек, – жаропонижающее, обильное питье, горизонтальное положение и сон. Много сна – у девчонки налицо общее переутомление организма.
– Береги себя, сероглазая, – он внезапно шагает к птичке, нависает над ней и проводит длинными пальцами по светлой вьющейся прядке у ее виска.
– Звони, Люк, если что! – бросает мне уже у самой двери и возвращается в шумный зал, оставив нас с Воробышек в кабинете одних.
Когда за Шибуевым закрывается дверь и плечи девушки облегченно опускаются, я отворачиваюсь к столу, открываю ампулу и набираю шприц. Обернувшись к птичке, смотрю на ее высоко оголенное предплечье и чертыхаюсь про себя его мягкой хрупкости и ее упрямству, заставляющих меня сейчас чувствовать себя одним из последователей небезызвестного «Доктора Зло».
Я холодно прошу Воробышек подойти ближе и беру
