и сможете, как и раньше, требовать чего угодно? И все вокруг снова забегают, засуетятся, чайку принесут? Серьезно? Вы и вправду так думали?
Петр Витальевич ничего не ответил, но запыхтел громче. Судя по всему, именно так он и думал. Бурко даже задумался, не хватит ли Петра Витальевича кондрашка от возмущения. Не то чтобы он о нем беспокоился, но у него были определенные планы на узника.
– Где моя жена и мои сотрудники? – спросил Петр Витальевич, чуть сбавив тон.
– Жена… Жена в соседнем, женском отделении. Устроена немного лучше, чем вы. Сотрудники тоже неподалеку, в общей камере, вон за той дверью.
Бурко показал рукой на металлическую и звукоизолированную дверь в конце короткого коридора. Петр Витальевич сидел в отдельном отсеке для особо важных лиц, чьи контакты с остальными арестантами, буде такие появятся, были бы нежелательными. Прямо из этого коридора была дверь в еще одно помещение, на обзаведении которым настоял Пасечник. В нем не было ничего, кроме свисающих с потолка наручников и длинного металлического стола с кандалами для рук и ног. Впрочем, Петру Витальевичу посещение этой комнаты не грозило, потому как никакой ценной информации он не скрывал, да и не имел таковой. Бурко скорее развлекался.
– И все же, Петр Витальевич, вы не ответили на мой вопрос. Почему вы решили искать спасения здесь?
– Потому что полагал вас человеком чести! – вдруг выкрикнул Петр Валерьевич. – Что если вы дали слово вести себя порядочно по отношению к партнеру, то так и будет впредь!
Эта гневная филиппика явно озадачила Бурко. Он даже не сразу нашелся что сказать.
– Ну, Петр Витальевич… встречал я дураков, но таких самодовольных, как вы, – никогда в жизни. – Бурко даже сделал глубокий вдох и помотал головой, как будто отгоняя видение. – Вы вымогательством отторгли долю в компании, палец о палец не ударили, чтобы предприятию хоть чем-нибудь помочь, тянули из меня деньги, причем подставляя меня же под обвинение в финансовых преступлениях, потому что я еще и вынужден был перегонять их туда, куда гонять нельзя, и теперь, когда у вас даже не хватило ума вовремя позаботиться о самом себе, вы приезжаете сюда и требуете почета и уважения? Нет, это даже не лечится…
На лице Петра Витальевича застыло выражение, как будто он и вправду пытается понять собеседника, но не может постичь его логику. Он искренне не мог понять, в чем же проблема.
Дверь в коридор открылась, вошел Пасечник.
– Здравствуйте, Петр Витальевич! Как сидится? – вполне дружелюбно поприветствовал он арестанта.
– Как вы смеете, Пасечник? – снова взъярился пленный и снова стукнул толстой ладонью по прутьям решетки.
– Ой, осторожно, ладошку зашибете! – со слегка глумливой улыбкой предостерег Пасечник.
Петр Витальевич Братский в прошлом был главной и единственной
