мне и неуверенно обнял, глядя на труп.
«Ничего, – услышал я безжизненную, словно оглушённую мысль. – Может быть, теперь будет лучше».
В этот момент я почувствовал движение альрома. Пульс опускался под землю. Эксперимент с возведением защитной капсулы завершился. Мы могли возвращаться на базу.
3
Тело «Рады» после недолгих дебатов передали нам. В отсутствие своей неуправляемой вдохновительницы наши бывшие противники заметно присмирели.
– Мы боимся это везти, – призналась от лица коллектива какая-то женщина, подразумевая труп.
– Сорвахр сойдёт с ума, когда узнает, – безнадёжно озвучил кто-то из мужчин.
– А он и так уже знает, – неопределённым тоном отозвалась какая-то из женщин. – Рада говорила мне… что он предупреждал её… что так случится.
Все снова растерянно уставились на труп.
– Что – «так»? – недоверчиво уточнил кто-то из наших. – Что она погибнет?..
– Ну… Рада так поняла… что вроде да.
Все испуганно покосились друг на друга и на труп. А вдруг она следит за нами откуда-то с небес и отомстит? Или восстанет из мёртвых в виде какого-нибудь монстра? Я поспешно наклонился, завернул тело в плащ, который ради такого случая одолжил кто-то из наших бывших врагов, – никто из стражей не нуждался в человеческой одежде, – и прибрал к рукам, стараясь ни о чём не думать. Уж лучше растворить это на солнце. Дома, на Бетельгейзе, не было никакой смерти, мы даже не задумывались об этих проблемах, но кто знает, во что здесь превращается душа после такой уродливой агонии оболочки?..
Но когда мы на следующее утро сжигали тело Рады в солнечных лучах, я вдруг подумал, что она, возможно, здесь самая счастливая. Она и те, кто погиб ещё раньше. А больше всех повезло тем, кто испарился на солнце с самого начала. Нас, оставшихся, окружала тьма. Я понял, что нормальной жизни уже никогда не будет.
Да, мы укрыли Пульс, но что с того? Дальше-то что?.. С тех пор мне часто снился один и тот же сон. Я видел женщину, которая мчалась верхом на коне через тёмное поле. Её раздувающееся платье отливало багряным светом, а сумеречное небо за спиной окрашивал блеск зари. Я долго не мог разобрать значение этих снов, пока не понял, что всадница – это Аллат. И она явилась не затем, чтобы отомстить мне, вовсе нет. Она просто говорила: солнце, хоть и чужой, но тоже свет. Лучше сгореть, чем истлеть. И я как-то раз, в бесшабашном настроении, зачем-то аккуратно оседлал коня, обмотал руки покрепче поводьями, словно боялся свалиться, стегнул животное как следует по шее и выехал на полной скорости на солнце. И не так уж оказалось и страшно. Огненный ветер хлестнул меня в грудь и вынул душу. А тело, кажется, развалилось и сгорело, и было, правда, больно, но недолго.
1
Павел проснулся и долго не мог понять, кто он (это было странное ощущение, но он
