«железку» к приемщику, а на вырученные деньги покупал в аптеке выпивку – настоянные на спирте травы. Стоили они недорого, но крепости были сумасшедшей. Попутно собирал пустые бутылки. Это, как известно, тоже деньги.
Михаил был охоч до голубей. Ловил он их силками. К обеду птицелов возвращался к шалашу с несколькими пернатыми со свернутыми шеями. Кипятил воду, обдавал ею птицу, ощипывал перья, вынимал внутренности и варил суп. Если удавалось найти или выпросить у кого-нибудь овощи, то добавлял в варево картошку, свеклу – словом, все, что имелось в наличии.
Гришка промышлял милостыней, попрошайничеством, мелким воровством. Он снабжал компанию куревом, хлебом, иногда удавалось стащить или купить колбаски или сыра. Захаживал он на рынок, где сердобольные старухи, видя «совсем пропащего» мужика, давали ему кто творожку, кто сметанки, кто пару яблок или помидоров.
Часам к трем-четырем все собирались вместе и начинали «пир», который одновременно был завтраком, обедом и ужином. На одну из таких трапез я и попал.
4. Ушли в никуда
– Ну, ты иди, земляк. Поздно уже, – Григорий кряхтя поднялся и залил костерок оставшейся в котелке похлебкой. – Не лезь в душу. Без тебя тошно. Иди, иди, – замахал он на меня руками. – Мы спать ложимся.
Я понял, что ничего мне здесь больше не обломится, в смысле рассказов и откровений, поднялся с корточек, поморщившись от боли в затекших ногах. Еще раз взглянув на трех стариков, пошел домой.
Спустя две недели мне вновь захотелось их навестить. По дороге на свалку я зашел в магазин, купил хлеба, консервов, немного подумав, молока, несколько пачек «Примы».
На месте их жилища чернело лишь пятно от костра. Шалаш был разорен, рядом валялось тряпье. Увидев старуху, тыкающую клюкой в какую то коробку, подошел к ней.
– Бабуля, ты не видела, куда подевались здешние жильцы? – Я поднял руку с сумкой, указывая в сторону бывшего жилища бомжей.
– Эти-то, кудлатаи?! – Зашамкала бабка беззубым ртом. – Кто их знает…. Жили, жили, небо коптили, я долгонько туточки их встречала. А с самым старым-то вместе, бывалоча, рылись в мусоре. Потом он чтой- то занемог. Так двое остальных его вроде как в больницу спровадили. А опосля и сами вдруг пропали. Нету их тут ужо как с неделю, – закончила она свой рассказ и занялась прерванным делом.
Я шел домой и думал, как все-таки странно устроена жизнь. Жили-были три человека. Пусть не очень праведных и правильных. В один прекрасный миг пропали, и никому до этого нет дела.
Такие, как они, похожи на брошенных собак и кошек, братьев наших меньших, подыхающих с голода на городских свалках.
Правду ли сказала мне бабка про Василия? Заболеть он, конечно, мог, и, всего скорее, так оно и случилось. А вот в том, что он попал в больницу, я что-то сильно сомневаюсь. Возможно, полежал два-три дня с высокой температурой на сырой землице да и отдал Богу душу. А Григорий и Михаил
