Его лицо при этом стало желто-оранжевым. Такую расцветку кожа приобрела под действием растворенного в чае химического вещества. Эту историю рассказал Тюрморезову один здешний старожил, которого уже почти признали опасным сексуальным психопатом.
Тюрморезов и Левендеев сидели на узеньком диванчике в просторном холле. Здесь стояли столики с шахматами и шашками. Все они были заняты. Пациенты клиники проводили за игрой время, свободное от экспертиз и посещения врачей.
В ожидании очереди Евграф и Виталик беседовали. Вскоре Тюрморезов начал рассказывать очередной «свой» детектив. За два дня успел пересказать только три романа. Теперешний был четвертый. Левендеев внимательно слушал.
Итак, Евграфа признали невменяемым и без хлопот попа Ивана. Вместо обычной уголовной тюрьмы он был помещен на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Однако должного лечения там не получил.
– У меня есть серьезные связи, скажу тебе честно. Я ведь не просто так все эти детективные истории пересказываю, – прежде Тюрморезов никогда не снисходил до разговора с Васей Ершовым. Считал его ниже себя.
Вася, такой же, как Евграф, пациент психбольницы тюремного типа, сидел напротив него на больничной койке. Теребил воротник кофточки-олимпийки. – Есть опыт, совершенно особый, – продолжал Тюрморезов. – Скажу так: через какое-то время жизнь кардинально изменится. Здесь… Наша жизнь… Семьдесят процентов русских переселят за рубеж, – сегодня, как и все последнее время Евграф испытывал огромную потребность в общении. С каждым, кого встречал в палатах, коридорах и комнатах отдыха психиатрической лечебницы, хотелось поделиться своими «сенсационными» знаниями. Даже с таким ничтожеством, как Ершов: тот всегда молчал, лишь изредка произносил какие-то отрывочные фразы, больше похожие на мычание. Евграф считал Васю тупоголовой, недоразвитой личностью.
Сила убеждения, которую проявлял Тюрморезов во время этих разговоров, была подобна той, что помогала ему подготавливать поджоги совхозных построек…
Тюрморезов уловил едва различимые шаги. Дверь в палату была закрыта не плотно. Кто-то подошел к двери с другой стороны, замер, прислушиваясь. Евграф замолчал, ожидая, когда тот, кто стоит за дверью, решит, наконец, зайти внутрь. Тюрморезов, не отрываясь, смотрел на дверь. Вася не замечал состояния собеседника, продолжал, глядя в пол, теребить воротник «олимпийки».
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял «заключенный» психбольницы, которого другие пациенты звали просто и странно для того, места, где они все находились – Психом. Имени его Евграф не знал.
– Эй, как там тебя… Трюморез… Пойдем, разговор есть, – проговорил Псих, посмотрев сначала на Ершова (как показалось Евграфу – с пренебрежением), затем переведя взгляд на самого Тюрморезова.
Тюрморезов примерно полминуты продолжал сидеть, не говоря ни слова. Точно обдумывая, стоит ли ему куда-то идти с этим человеком.
Потом поднялся,
