недалеко от Оксфорда, ходила в местную школу для девочек, мои родители были писателями. Папа писал о медицине, а мама – о садоводстве. Все у нас было унылым, либеральным, как у людей среднего достатка, никто никогда не смотрелся в зеркало, никогда не пылесосил. Но в самом сердце всего этого таилась глубокая-глубокая печаль. Возможно, из-за малышки Афины. И из-за всего, что случилось. На самом деле мне не хочется об этом говорить. Конечно, даже несмотря на это, мое детство должно было быть счастливым, но в действительности таковым оно не было. Кроме того, мои родители умерли молодыми, почти друг за другом. Мне было двадцать, когда умер отец, и двадцать три, когда умерла мама. Всякое у нас в семье случалось, но мы редко говорили об этом. Казалось бы, чепуха, но мне бы хотелось, чтобы мы это обсуждали. Но ты ведь помнишь тот возраст, когда думаешь, будто у тебя впереди еще уйма времени, правда? Я бы сказала, что была довольно странным ребенком, немного похожим на тебя, как ты об этом писал. Я была очень замкнутой и жила довольно яркой воображаемой жизнью. Я как одержимая коллекционировала вещи и в ранней юности мочилась в постель. В некотором отношении я была почти дикой. Ну, такой, диковатой и к тому же еще мучительно застенчивой. Со мной постоянно возились терапевты, но ни один из них не имел понятия, что же происходит. А потом в восемнадцать лет я ушла из дома, поступила в университет и полностью изменилась, превратилась совсем в другого человека. Как будто моего детства никогда не было, словно я «сбросила кожу». Вот так вот, и все это обо мне. Что ж, таков ранний этап моей жизни. Полагаю, в некотором смысле благодаря такому странному и неуютному детству все мое существо переполняла решимость сделать детство моих детей самым лучшим, насколько это вообще было возможным.
Так или иначе, время покажет, но они говорят, что мне это удалось.
Ладно, расскажи побольше о своем сыне. Ты живешь с ним? Сколько ему лет? Как его зовут? Я очень рада, что у тебя есть ребенок. Значит, у нас будет больше общих тем для разговоров.
Ох, БУБУХБУБУХБУБУХ! У нас в деревне уже начался салют. Надеюсь, ты сидишь, завернувшись в теплый и уютный плед, и смотришь это чудесное представление. А я буду довольствоваться тем, что слушаю его отсюда, из моего кресла. На самом деле не могу заставить себя выйти на улицу и стоять на холоде рядом с толпой незнакомых людей!
Всего самого наилучшего тебе, береги себя,
Лорелея
Апрель 1987 года
У Бетан выросла грудь. Огромная. Совершенно неожиданно и как будто из ниоткуда. Совсем недавно она была костлявой мелочью в подростковом трикотажном бюстгальтере, но уже в следующее мгновение они с мамой отправились по магазинам и искали размер С. Мэган одновременно это тревожило и наполняло завистью (ведь это ее младшая сестренка!), но больше ее все же приводил в восторг тот факт, что Бетан единственная в семье являлась обладательницей внушительной груди.
– Дайте и мне посмотреть, – надоедала она, пока Лорелея и Бет суетились дома сухим апрельским утром накануне пасхальных праздников.
Бет выглядела смущенной, когда Мэг выхватила у нее сумку.